Но ведь его изгнали!
Мурарат, поняв, что раб не осмелится помочь ему, кое-как дополз до кривого костыля и мучительно медленно поднялся на ноги. Стоял он с огромным трудом, тощие ноги-прутики едва не подламываются под высохшим тельцем.
– Посмотрим, как ты сам будешь выглядеть в сто десять лет… ке-ке-ке… – ехидно ухмыльнулся старик, поняв, о чем думает его раб. – Посмотрим…
Йусуф только дрожал, глядя, как колдун ковыляет к нему. Юноша словно превратился в соляной столп, не решаясь даже шевельнуться. Мурарат подошел вплотную и первым делом ткнул раба костылем в живот, заставляя того наклониться. Старик оказался почти на голову ниже, и ему было трудно сделать то, что он намеревался – заглянуть юноше в глаза.
– Хорошо… хорошо… ке-ке-ке… Клянусь Анхра-Майнью, лучшего и желать нельзя… – проскрипел Мурарат, удовлетворившись осмотром. – Встань вон там.
Этот приказ Йусуф выполнил мгновенно – все, что угодно, лишь бы очутиться хоть на пару шагов подальше от жуткого старца.
Он послушно встал в центр круга, вырезанного в каменном полу – во всей комнате это оказался единственный участок, не прикрытый пышными коврами. Ногам сразу стало холодно – Йусуф не носил обуви. Правда, не по своей воле – все его имущество было конфисковано в счет отцовского долга. Оставили только штаны и иматий[2] – прикрыть срам.
Мурарат проковылял к сцирипу, взялся дрожащими руками за края и тяжело задышал. Даже столь малое усилие – пройти несколько шагов по комнате – обошлось ему очень дорого. В горле старика что-то захрипело – Йусуф испугался, как бы тот не умер прямо здесь и сейчас.
Испугался, конечно, не за него, а за себя – вряд ли Эфиоп поверит, что это не он убил повелителя.
Но дряхлый колдун все же выдержал приступ. Он вытер слезы, обильно хлынувшие из глаз, шелковым платком, и выжал его над сцирипом. Затем достал из-за пояса короткий, но очень острый ножичек, резанул себя по пальцу и выжал туда же каплю крови. Сделать это удалось не сразу – в венах старца осталось так мало бесценной жидкости, что ему пришлось в буквальном смысле выдавливать ее наружу.
– Подойди и сделай все то же самое, – приказал Мурарат, сурово глядя на Йусуфа.
Юноша задрожал, но повиновался – в голосе старика послышались какие-то новые нотки. Отказ явно грозит большими неприятностями…
Когда в чаше сцирипа оказались слезы и кровь молодого раба, Мурарат ударил его костылем по ноге и жестом приказал вернуться на прежнее место – в центр каменного круга. Он внимательно проследил за тем, чтобы приказ был выполнен в точности, и забормотал, глядя в центр белого камня:
– Именем Анхра-Майнью, укрепляющим сердце и будоражащим дух, именем драгоценным и бесценным, славным и приятным, укрепляющим и направляющим, говорю – да исполнится предначертанное! Открой, Повелитель, мои очи, уничтожь глухоту, исцели хромоту, возврати речь, сними болезни, возврати здоровье, воскреси меня из мертвых! Закрой, Повелитель, его очи, дай глухоту, наложи хромоту, отними речь, нашли болезни, забери здоровье и вычеркни его из живых! Да будет так! Да будет!
Йусуф испуганно дернулся – начало происходить что-то жуткое и непонятное. Между ним и Мураратом словно бы протянулась невидимая нить, все утолщающаяся и утолщающаяся. Он почувствовал, как незримые цепи сковывают его по рукам и ногам, а в тело словно проникает кто-то чужой и враждебный…
А потом пришла нестерпимая боль. Он ослеп и оглох, руки и ноги отказались повиноваться, а в голове поселилась совершеннейшая пустота…
Продолжалось это девять или десять ударов сердца, не больше. И все стало, как прежде – темная комната на верхнем этаже старой башни, и в ней двое – юноша и старик.
Юноша, по-прежнему стоящий в кругу, поднес руки к глазам… и начал быстро-быстро ощупывать всего себя с головы до ног. А потом громогласно расхохотался.
Старик тоже поднес руки к глазам… и закричал в диком ужасе. Он коснулся плешивой макушки, сунул руку в рот, нащупывая гнилые пеньки вместо зубов, и из пересохшего от крика горла вырвался еще один вопль – вопль горя и неверия.
– Свершилось!!! – торжествующе воскликнул юноша, демонстративно подпрыгивая на месте. – Ах-ха-ха-ха!!! Анхра-Майнью, о Анхра-Майнью, благодарю тебя, благодарю за этот бесценный дар! Я снова молод! Силен! Красив! – добавил он, заметив свое отражение.
Старец уже даже не кричал. Он только рыдал – по щекам катились крупные соленые градины. Йусуф в теле Мурарата попытался сделать шаг, но тщетно – непривыкший к такому хилому и древнему телу, он упал на ковер, едва не сломав при этом ногу.
– Что случилось, мальчик? – язвительно выделил последнее слово подлый колдун.
– О-о-о-о-о… – горестно стонал Йусуф, глядя на свое прежнее тело, в котором теперь поселился новый жилец.
Дверь резко распахнулась и в комнату ворвался Эфиоп с обнаженным ятаганом. Он бросил быстрый взгляд на весело смеющегося Мурарата, посмотрел на лежащего и плачущего Йусуфа и сказал:
– Я слышал крики, повелитель… Что-то случилось?… Скажи – и я отрублю ему голову!
– Да… да… – прорыдал Йусуф, катаясь по полу. – Убей его!
– Слушаюсь, повелитель, – мрачно кивнул чернокожий атлет.
– Стой, стой!!! – в ужасе завизжал Мурарат. – Это не он, это я, я твой повели… а-а-а-а!!!!
В воздухе свистнул ятаган.
Шахристана – старая часть города в Иране.
Иматий – легкая туника прямого покрова, без талии, с рукавами.
