— Погань! — его глаза обратились на меня. — Кейт, всё. Можешь отпустить.
И я только теперь поняла, что по-прежнему держу на нём защиту. Полное Серебро.
Я отпустила, и у меня задрожали ноги. Мир вокруг, передёрнутый белыми и жёлтыми разводами, понемногу прояснялся, восстанавливал чёткость. В воздухе над полем, усеянным трупами гарпий, висел запах крови и палёной плоти. А ещё над этим лугом несколько дней будут вспыхивать бронзовые и серебряные искры, но этого не увидит никто, кроме нас.
— Дети, вы в порядке? — спросила я, слыша, как предательски подрагивает голос.
Дети были в порядке — даже мальчик, которого схватила гарпия, отделался испугом да немного поредевшей шевелюрой.
— Рик, я доведу их до дому.
— Не надо, мы сами дойдём, — сказала самая старшая из девочек, прижимая к себе зарёванного брата. Взгляд у неё был серьёзный и, кажется, слегка осуждающий. А впрочем, после каждого боя мне что-то мерещится — не одно, так другое… Нас ведь не за что осуждать, не так ли?
— Хорошо, — я не стала спорить. — Скажите вашим отцам, что нужно сжечь тела.
Могла и не напоминать — они скажут. Это стало уже привычным. Здесь, в долине, окружённой горами, в которых какая только погань не водится, то и дело происходят сцены вроде сегодняшней. Твари прилетают, мы с Риком их убиваем, мужчины сжигают тела и траву, залитую кровью демонов, потом женщины засыпают место битвы песком, а дети играют с обломками когтей и клыков тварей, жертвами которых едва не стали. Здесь уже никого этим не удивить. Только нас — городских господ, привыкших к комфорту и безопасности и первое время напивавшихся после каждой битвы. Мы пили малиновую наливку, которую здесь делали на совесть, раздевались догола и танцевали во дворе нашего домика, перед костром, хохоча как безумные. «Раз уж мы живём в диком месте, будем дикарями», — говорил тогда Рик и смеялся, а потом колотил кулаком в стену дома и кричал, что он так больше не вынесет. Тогда я обнимала его и говорила, что со мной он вынесет всё. Как и я с ним.
И ещё я говорила, что однажды мы попадём в Баэлор. Я правда в это верила. А значит, верил и он. Когда мы оказались в этой затерянной деревушке, расположенной, кажется, в самом сердце ада, у нас только и осталось, что вера.
Рик подошёл ко мне и обнял за плечи. Я привалилась к его груди, закрыла глаза, как делала всегда. Он погладил меня по голове, усмехнулся пересохшими губами, хотя и с трудом.
— Ничего-ничего, ты умница, — сказал он, поддерживая моё внезапно обмякшее тело. — Ну, сорвалась, бывает. Но ведь всё закончилось хорошо, так?
— Так, — повторила я. Он не злился на меня, и в самом деле не винил за то, что я не до конца закрыла щель. Ведь это трудно, он знал, что трудно — держать одновременно Бронзовый купол над землёй и полное Серебро над человеком. Это трудно. Для обычного мага средней руки, каким я в его глазах всегда была — на грани возможного. Ничего удивительного, что я дала сбой. Так что не в чем себя винить… верно?
И я ведь не могу сказать ему, что мне есть в чём себя винить — что я попросту зазевалась, и что если бы я не сняла с купола Серебро, гарпия бы не прошла даже сквозь щель. Что мне ничуть не трудно держать полное Серебро и на куполе, и на нём, да и Золото, чего уж там. Но я решила, что это не нужно — и в итоге могли погибнуть дети. Из-за моей глупости, моей безответственности. Моего страха, что он узнает.
Последнее было самым главным.
Наша хижина стоит на холме, оттуда вся деревня как на ладони, и приближение большинства опасных тварей мы можем видеть издалека. Но сегодня вглядываться в горы нет нужды: сполохи искр над лугом на какое-то время отпугнут новых охотников до человечины. А мы с Риком пока сможем отдохнуть. Хотя бы немного.
Нам так редко это удавалось в последнее время.
Всю дорогу до дома Рик меня обнимал — крепко и нежно, и меня жгло прикосновение его горячего потного тела. Мы не разговаривали — и сил не было, и нужды, а переступив порог, направились в спальню. Как бы мы ни уставали, мы всегда шли в спальню с поля боя. Раньше я считала, это оттого, что азарт битвы разжигал в наших телах страсть. Но сегодня — сейчас, когда я откинулась на спину и обхватила шею Рика руками, я подумала, что, может быть, только азарт битвы и способен ещё нас разжечь.
— Страшно хочу есть, — сказал Рик позже, одеваясь.
— Я тоже, — призналась я.
— Ты сильно устала? Хочешь, я приготовлю?
Я рассмеялась, и он виновато улыбнулся. Не злится. Ни капли. И всё-таки — не подозревает. Несмотря на полное Серебро…
— Устала и впрямь, — солгала я. — Но не настолько, чтобы есть твою стряпню. Сиди тут, я быстро.
— Да нет, я пока Линию поищу…
Я кивнула, отвернувшись, чтобы он не успел заметить того, что могло проскользнуть в моём взгляде. И только слышала, как Рик выходит на задний двор. Снова Линия. В последнее время это всё больше напоминает одержимость. Наверное, потому, что уже почти перестало быть мечтой.
Когда я вынесла ему горшок с супом, Рик стоял посреди ровно очерченного квадрата перекопанной земли и пил из неё кровь. Это место за заднем дворе, на обратной стороне холма, он перекапывал ежедневно вот уже три года подряд, освежая плоть земли. А потом выпивал её — как мог, до дна, и часами чертил в дымке над долиной Золотые спирали. Это место было его алтарём, его тренировочным полем, его домом и, если так будет продолжаться, станет его могилой. Я знала, что всё тщетно — если за эти три года он ни разу не смог соткать хотя бы искры Платины, значит, ему не соткать её никогда. А значит, и не увидеть Линию. А значит, не найти дороги в Баэлор.
Если только… но я об этом я боялась думать.
— Подкрепись, — попросила я, и золотая змея, стремительно чертившая в небе виражи, дёрнулась и растаяла. Ещё до того, как Рик обернулся, я знала, что будет написано на его лице и потребовала: — Только не злись!
— Как ты не вовремя!
— Я всегда не вовремя, — ответила я с улыбкой, хотя мне не хотелось улыбаться.
Рик взял из моих ладоней горшок, быстро выпил — он всегда пил суп, а не ел, на ходу пережёвывая куски картофеля и свеклы — но вместо того, чтобы вернуться к Линии, вдруг попросил:
— Посидишь со мной?
Конечно, я не могла отказать — он всё реже и реже меня об этом просил, хотя в первые месяцы мы все вечера просиживали на этом склоне холма. А потом Рик как-то ощутил (или ему показалось, что ощутил) силу земли в этом месте, устроил свой алтарь, и началось…
Но сегодня, кажется, был особенный день. Я села на прогретую землю в нескольких шагах от перекопанного участка — туда Рик даже ступать не позволял, — Рик сел рядом и обнял меня за плечи. Я ткнулась лицом ему в подмышку. Он пахнул свежей землёй и усталостью. И горечью. И всё равно — верой.
