— Все помнят сражение при Баотоу, — согласился предводитель, — когда твои сородичи без разбора убивали и цинохайцев, и каганов.
— Именно так, — настаивал я. — Ни один уважающий себя купец не возьмёт себе телохранителем тяньгана.
— Однако тяньган может быть рабом купца. После разгрома твоих сородичей при Баотоу такое явление — не редкость.
— Будет ли ещё кто-нибудь из "ночного воинства" охранять вашего сына?
— Довольно будет и воинов полководца У и солдат из окрестных деревень. Всего вас будет двадцать человек. Десять воинов У, они станут изображать охрану каравана, и десятеро местных солдат — они будут простыми рабочими. В тюках кроме товара будет спрятано ещё и оружие для этих солдат.
Что мне ещё оставалось? Я кивнул и, дождавшись кивка предводителя Циня, вышел из фан-цзы.
Караван состоял из пяти крупных повозок, груженных тюками, в основном, с шёлком и пряностями (мы же ехали в юга страны, а именно этими товарами славился округ, где обосновались повстанцы во главе с предводителем Цинем), вокруг него гарцевали воины полководца У в отличных доспехах, при мечах и чианях, тут же суетились местные солдаты, сменившие кожаные брони на обычную одежду крестьян, нанятых купцом для черновой работы по обслуживанию каравана. Мне же, как рабу, было положено неотлучно находиться при своём господине Цине-ин, то есть повелитель Чэн, надо будет как следует потренироваться, чтобы произносить эти слова без ухмылки. Называть повелителем того, с кем знаком с пяти лет, с кем рос вместе, с кем плечом к плечу учился драться, ну и всё в том же духе. Хотя ему будет куда хуже, его-то не учили искусству притворства, в отличие от меня.
Меня весьма раздражало то, что мне пришлось спрятать моё копьё в тюк, вместе с остальным оружием тех, кто не изображал из себя воинов, без него я чувствовал себя неполноценным, хотя и отлично понимал, что раб, да к тому же ещё и тяньган, расхаживающий с копьём — нонсенс. Но легче мне от этого не становилось. Как, спрашивается, защищать Циня-ин, простите, повелителя Чэна, от возможных врагов, если копьё будет находиться в нескольких локтях от меня, да ещё и замотано в тюк. Я говорил об этом мастеру Чжоу, но тот лишь загадочно улыбнулся в своей обычной манере и сказал, что подлинный "ночной воитель" должен найти способ выполнить порученное задание, даже если сделать это не представляется возможным. Ему легко говорить, делать-то придётся мне, а рукопашный бой я изучал из рук вон плохо, предпочитая кулакам любимое копьё или "большой меч" да-дао. Ну да, волей-неволей, но совету мастера придётся последовать.
Мы выехали ближе к полудню, когда солнце начало основательно припекать и повелитель Чэн изволил спрятаться в головную повозку, я последовал за ним, как и должно верному рабу, тем более что тент повозки хоть немного, но спасал от жгучих лучей. Мерно и спокойно тянулись дни и ночи путешествия в округ Синь-и, к чиновнику Хаю, ничего не предвещало грядущих событий. Без приключений мы добрались до округа и даже добрались до Лояна, однако не успели мы въехать в город, как за нашими спинами захлопнулись его мощные ворота, а изо всех домов, со всех окрестных улиц и улочек выбежали солдаты, нацеливая на нас самострелы и копья. Я оттолкнул повелителя Чэна себе за спину и принялся нащупывать рукой тюк с оружием для солдат из Боян-Обо (тех самых, кого я звал местными, они изображали рабочих).
— Никому не двигаться! — крикнул высокий грузный каган в доспехах военноначальника, скорее всего, тот самый Хатан-богатур. — Стоять!!! — гаркнул он ещё громче. — Кто шевельнётся — получит стрелу!
Я, не смотря на его слова, продолжал нащупывать рукоять меча или топора, но тут в деревянную стенку повозки рядом с моей рукой вонзилась стрела.
— Это последнее предупреждение! — гаркнул Хатан-богатур. — Следующая стрела полетит в голову!
— Не замечал раньше в воинах Каганата милосердия к врагам. — Теперь уже говорил цинохаец в одежде чиновника не последнего ранга. Хай? — Особенно к тянганам.
— Что всё это значит? — спросил Цинь-ин, продолжая играть в купца Чэна, разгневанного таким поворотом дел. — Как это понимать?! Я — честный торговец и потерплю такого обхождения!
— Прекратите эту игру, Цинь-ин, — отрезал ледяным тоном "бедный чиновник" Хай, которого постоянно грабит Хатан-богатур, хотя если судить по тону и манерам главный здесь именно он, а не могучий каган. — Вас разоблачили ещё когда ваш батюшка писал письма моему глупому брату. Отпираться бессмысленно.
— Так вы не чиновник Хай? — удивлённо спросил Цинь-ин, выпадая из роли.
Я поморщился, а чиновник, имени которого я теперь не мог знать, рассмеялся, отбросив с лица длинные волосы.
— Конечно, нет, — сказал он. — Я чиновник из Эгачженя, из приказа императорского спокойствия, мой имя Шинь. Чиновник Хай за сношения с повстанцами был подвергнут пытке и казнён третьего дня. Я давно знал о его переписке Хая с новоявленным предводителем Цинем, вашем батюшкой, "купец Чэн", — он усмехнулся, покосившись в сторону Циня-ин, — и сначала хотел использовать его в игре против вас и вашего досточтимого отца, но после решил, что эта игра не будет стоить "костей". Проще отправить вас в ссылку на дальний юг, по приказу императора Мина VIII вы приговариваетесь к бессрочной ссылке в провинции Мааньсань — для работ на железных рудниках.
Тут полководец У схватился за меч, солдаты вскинули свои самострелы. Я отчётливо услышал щелчки, однако ни один болт не сорвался с лож, Хатан-богатур коротко взмахнул рукой, делая знак — не стрелять.
— Довольно, полководец У! — осадил горячего воина Цинь-ин. — Мы проиграли и надо признать это. Мы отправимся в эту ссылку, если это спасёт жизни моим людям, доверенным мне отцом.
Солнце палило всё нещаднее с каждым днём, хотя казалось, что жарче чем сегодня быть уже не может, однако на следующий день, когда мы поднимались на ноги, выпивая утреннюю норму воды, выдаваемую охранниками-каганами, все понимали, что солнце жжёт ещё сильнее. Сразу после того, как Цинь-ин велел винам полководца У сложить оружие, нас заковали в цепи, с солдат сняли доспехи и отправили в здоровенный барак без окон. Там мы просидели до утра следующего дня, кормили нас лишь один раз, после чего под охраной из полусотни каганов мы пешком отправились в ссылку.
Шаг за шагом приближались мы к конечной точке нашего вынужденного "путешествия" — провинции Мааньсань, известной своими железными рудниками, куда ссылали только "неблагонадёжных" преступников, осуждённых за преступления против власти. Вроде нас. Кандалы с нас сняли как только мы покинули Эгачжень и дальше мы шли без цепей, хотя и без этого многим первые дни стоили жизни. Многие из нас были сломлены крахом нашей миссии и впали в глубокую апатию, среди них был и Цинь-ин, чувствовавший ответственность за каждую смерть в нашем стане. В то же время горячий полководец У, наоборот, пребывал в странно приподнятом настроении, он постоянно изыскивал способы бежать, желательно, перебив всех каганов. Лишь прямой приказ Циня-ин остановил красавца полководца, не привыкшего и не любившего проигрывать. Я же постоянно следовал за Цинем-ин, стараясь оберегать его в меру своих весьма невеликих сил, хотя апатия начала одолевать и меня.
