Плохо было лишь то, что не с кем поделиться этой красотой. Когда он попытался рассказать о ночных картинах Хомеру, тот посмотрел на него непонимающими глазами и сказал, что много раз выходил ночью по нужде, но никогда не замечал ничего подобного. А на следующий день, запинаясь и краснея, сообщил, что родители запрещают ему дружить с Тайлоном и лучше будет, если Тайлон перестанет приходить к ним.
Мама тоже ничего не поняла, только перепугалась страшно и потребовала, чтобы Тайлон никому не рассказывал о том, что видел. И добавила, что ему это просто кажется, что ничего этого нет, что это ночные духи шутят. И вообще — пшеничные деревья уже зацветают, надо собрать червеца, иначе ничего не уродится. Словом, на следующую ночь Тайлон спал как убитый.
Но он чувствовал, что мама чего-то недоговаривает, что-то скрывает. И спустя несколько дней снова тайком выскочил ночью в окно. Мама даже хотела его выпороть, но только вздохнула. И Тайлон продолжал убегать. Она лишь взяла с него слово, что он будет молчать. А что, ему самому, что ли, нужно, чтобы его за сумасшедшего считали? С тех пор он спокойно приходил к старому дубу, где облюбовал место, чтобы смотреть на небесные огоньки. Мама однажды назвала их… Как же… Как она тогда сказала?.. Звезды. Хорошее слово. Звезды. Звез-ды. Оно кажется таким же маленьким и лучистым, как сами небесные огоньки. Попробуйте, повторите. Звез-ды. Слово колючим шариком прокатится по языку и, звеня, упадет наружу.
Огоньки тем временем заполнили все небо. Они весело переливались, подмигивая друг другу, и Тайлон слышал, как они разговаривают о чем-то своем, точно в небе звенит множество хрустальных колокольчиков. Иногда он даже пробовал сам заговорить с ними, но огоньки не замечали его попыток, не слышали. Наверное, далеко было, а кричать Тайлон опасался. Или, может быть, просто не понимали?
Под дубом кто-то заскребся.
Тайлон посмотрел вниз, но ничего не увидел. Впрочем, все равно уже пора было домой — чтобы успеть в школу, путь неблизкий, вставать приходилось очень рано. Тоже забота — тащиться в соседнюю деревню, слушать унылый сонный голос Учителя Мори, бубнящего что-то невнятное.
Тайлон повис на руках, цепляясь за высохший сук, уверенно, не глядя, прыгнул вниз, на огромную ветвь, обхватить которую не смог бы и взрослый мужчина. Цепляясь за трещины в заскорузлой бугристой коре, он быстро начал спускаться знакомым путем, пройденным уже не один десяток раз.
Когда чуть запыхавшийся Тайлон спрыгнул в траву, уже покрывшуюся прохладной ночной росой, чьи-то крохотные лапки схватили его за ногу. Тайлон вздрогнул было, но, опомнившись, поднял Крошку Енота на руки.
— Ох и тяжелый же ты стал! Вырос, а все балуешься, как маленький.
Крошка Енот лизнул его в ухо и заскулил, жалуясь.
— Обидели? Кто? Неужели мама?
Приятель недовольно пискнул.
— Староста? Ну, мы ему еще покажем, вот увидишь.
Крошка Енот сунулся носом Тайлону за воротник и довольно засопел, но, спохватившись, завозился, вырвался из рук и, спрыгнув на землю, затявкал, нетерпеливо подскакивая на месте.
— Мама зовет домой?
Крошка Енот утвердительно кивнул и затрусил в темноту, оглядываясь. Видя, что Тайлон не спешит, он вернулся, вцепился зубами в штанину, потащил за собой.
— Нужно быстро? Хорошо, иду.
— Ты опять ходил смотреть… смотреть… — мама никак не могла найти нужного слова. — На небо.
Тайлон молча пожал плечами и накинулся на аппетитно дымящуюся в миске кашу.
Мама укоризненно покачала головой.
— Ты уже почти взрослый, мог бы и думать, что делаешь. Ты должен вести себя поосторожнее, мало ли, чего тебе хочется… Нужно уметь сдерживать желания.
Крошка Енот, сидя на соседнем стуле, чуть склонив голову, заинтересованно следил за визитами ложки в миску, время от времени непроизвольно облизывался, жалобно подмаргивая блестящими черными глазками. Тайлон, не выдержав, кинул полную ложку каши на пол, и Крошку словно ветром сдуло. Жадно урча, он исчез под столам.
— А у нас староста был, — как бы между прочим сказала мама.
— Знаю, — отозвался невнятно Тайлон, не отрываясь от миски. — Крошка мне все рассказал.
— Рассказал-то рассказал, — вздохнула мама. — Но не все. Он не мог сказать, зачем приходил староста.
— А зачем? — без интереса спросил Тайлон, подливая в кружку молока.
— Тебя вызывают в Город.
Тайлон отодвинул миску и присвистнул.
— Вот это да!
— Добегался.
— Интересно, кому это я понадобился?
— Староста сказал, что тебя вызывает Магистрат.
У Тайлона глаза на лоб полезли.
— Вот это да… — только и смог выдавить он. — Здорово.
— Уж куда лучше, — сухо заметила мать.
— А что, посмотрю наконец, как живут люди в Городе. Ведь это интересно. Не всю жизнь торчать в нашей деревне. Не видишь ничего, кроме леса и плантации.
Мать села рядом, грустно улыбаясь.
— Ничего ты не понял.
— Нет, почему? Откуда вот только Магистрат узнал, что я есть?
Крошка Енот, видя, что больше ему ничего не перепадает, решил позаботиться о себе сам. Он влез на колени к Тайлону, опасливо оглянулся на маму и тихонько, как бы невзначай и ничего не имея в виду, вспрыгнул на стол. Немного поколебавшись, направился было к кружке с молоком, которое обожал до самозабвения, но Тайлон спихнул его на пол. Крошка Енот обиделся до глубины души, фыркнул и ушел в свой угол. Свернувшись клубочком на подстилке, он то и дело испускал душераздирающие жалобные вздохи, показывая, как несправедливо с ним обошлись, и намекая, что еще не поздно, почувствовав угрызения совести, исправить эту ошибку… К его удивлению, сегодня этот незамысловатый, но безотказный трюк не подействовал.
— Откуда Магистрат узнал? Да от тебя самого.
— Но я не разговаривал ни с кем из Советников!
— Зато, несмотря на все мои предупреждения, — мать понизила голос, перейдя на полушепот, — слишком много болтал о звездах.
— Но почему нельзя? — не понял Тайлон.
— Даже само слово это запрещено, — хмуро сказала мать.
Тайлон посерьезнел было, потом махнул рукой.
— Подумаешь, что они мне сделают?
Мать оперлась подбородком о сцепленные руки, с сожалением глядя на Тайлона.
— А ты не знаешь, чем кончаются подобные визиты в Магистрат? Вспомни старого Атарна. Он тоже отправился туда, где он теперь? Нет его, и никто ни полслова о нем не слышал. Подвалы Ратуши велики, двери прочны, замки надежны, а стены толсты.
Тайлон нахмурился.
— Это ждет и меня? Только за то, что я говорил о звездах?
— Да, только за это, — жестко отрезала мать.
— Ну и ладно. Тогда я просто не пойду в Город. И всех делов.
