— Сикста, тебе ли не знать, что у магии есть и свои положительные стороны?
— Я буду учить детей, — вдруг коротко, с кокой-то жесткостью бросила волшебница. Она подошла к мужчине и положила руку ему на плечо. Он чуть заметно вздрогнул. — Я буду учить детей, буду учить их всему, что знаю, кроме магии. И расскажу о Бореалисе… и об Арионис. О ней в первую очередь… Я чувствую, сердцем чувствую, что Потоп, что сотни и сотни тысяч жизней — на ее совести. Ни один тиран, ни один убийца не смог бы похвастаться такой… жатвой. Может, Арианис послана нам в наказание, за грехи наши, дабы выполоть из рода человеческого все сорняки, оставив лишь зрелые побеги? А может — она и есть Зло, чистое зло, посланница Тьмы, пришедшая в мир, где люди забыли дорогу к Свету. Я расскажу детям про Арианис — а потом они, когда подрастут, понесут мои слова другим уцелевшим.
— Да, Сикста. — Галантор положил свою ладонь поверх ее тонкой руки. — Да, любовь моя, ты будешь учить их. И мы будем искать других выживших, они обязательно найдутся, Сикста. А я всегда… ты слышишь, всегда буду рядом. Всегда, любовь моя…
Она стояла, стискивая руку мужчины, и думала о том, что дело, которое собиралась взвалить на свои плечи, совсем не так просто, как кажется. И куда сложнее, чем может подумать Гэл — ведь он не более чем воин. Магия есть суть мира, она как источник, что питает силы всех, кто имеет Дар. Пока все они — от простой деревенской знахарки до великих мастеров магии — черпают из магических потоков толики Силы, баланс соблюдается… Но если же это прекратится — тогда потоки эти могут выйти из своих незримых берегов, и тогда… тогда Потоп может показаться лишь легкой, незначительной неприятностью.
Но с этим она справится. Есть средство…
— Это хорошо, — тихо прошептала женщина, вдруг утратив и фанатичность во взгляде, и сталь в голосе. — Мне нужна твоя помощь, Гэл. Я не сумею… одна.
В это же самое время где-то в другом, похожем на этот как две капли воды мире другая Сикста говорила другому Галантору совсем другие слова.
— Едут! Едут!
Что бы ни случилось, событие важное или не очень, всегда найдутся те, кто усмотрит в этом повод для веселья. Вот и в этот раз, несмотря на то, что приезд инквизитора и нельзя было назвать праздником, мальчишки развлекались вовсю. И то сказать, часто ли в их медвежий угол заявлялось разом столько блестящих господ? Правильно, редко…
И потому вся детвора — да и не только детвора, конечно, а и почти все население Сангариди высыпало на улицу, встречая кортеж. За последний год-два подобное событие было лишь единожды, когда приезжал наместник, — деревенька не собрала достаточно податей, и он приехал наводить порядок железной рукой. Рука, признаться, давно уж не была железной, а была она пухлой, можно сказать, жирной — но пережимать глотки крестьянам наместник умел и в былые годы, не растратил этого умения и сейчас. В тот его приезд дети тоже веселились… поначалу. Потом стало не до веселья.
В этот раз все обещало быть по-другому. Налоги собраны — может, и не в полном объеме, но в достаточном, чтобы наместник закрыл глаза на недостачу. Долги будут погашены позже — Орден не заинтересован в выдавливании последних соков из своих подданных, куда более он заинтересован в том, чтобы подати платились. Пусть и с опозданием. В общем, приезд пышной процессии никак не связан с налогами — да и любой житель деревеньки прекрасно знал, что вызвало появление у Сангариди орденского кортежа.
А раз самим обывателям ничего не угрожает — почему бы и не поглазеть на заезжих господ?
Посмотреть здесь было на что. Впереди ехали служители, четверо, в кольчугах, в простых синих плащах — но с золотыми цепями на груди, ветераны, пережившие немало схваток. За ними следовал терц — тоже не из простых, на кирасе — орден «Верного Меча», а его не дают кому попало. За пятеркой охраны следовала карета, влекомая четверкой породистых лошадей, даже у наместника не было таких. Кто ехал в карете, оставалось только гадать, но, судя по ее отделке, — кто-то из весьма важных персон, может быть, даже сам Камингс Барт, инквизитор Ордена. За каретой ехала другая — эту люди знали, это была карета наместника — и уже одно то, что наместник ехал не в голове процессии, означало, что его голос не будет играть решающей роли… нет, наверняка впереди едет сам инквизитор.
Ну и позади, замыкая процессию, ехали еще двое, не обращавшие внимания на шумную толпу, о чем-то беседовавшие между собой. Один — высокий молодой мужчина в хороших доспехах и алом плаще темплара. Ему было не более двадцати двух-двадцати трех… хотя нет, он был явно моложе. Просто, как это свойственно многим в юности, старался выглядеть капельку старше своих лет, старался казаться суровым, неприступным — эдаким ветераном, многое в жизни повидавшим. Он хотел бы выглядеть грозным — ширина плеч и мужественное лицо вполне этому соответствовали, но неожиданно для темплара мягкий взгляд карих глаз сразу вызывал у всех симпатию.
Второй вызывал иные чувства — и не самые добрые. Невысокий, на вид пятидесятилетний, мужчина выглядел настоящим богатырем — огромные бугры мускулов перекатывались под тонкой черной кожей камзола. Волосы были совершенно белыми, не седыми — именно белыми. Левый глаз был давно утрачен — в отличие от большинства тех, кто имел несчастье получить подобную травму, этот человек не носил повязки, предпочитая наводить на окружающих ужас еще и багрово-красным камнем, вставленным в опустевшую глазницу.
Если юноша в этих местах был никому не известен — мало ли в Ордене темпларов, — то вот о Красноглазом Роде знали все, имеющие уши. Один из лучших экзекуторов Ордена, самый известный, самый жестокий. Его уже раз тридцать пытались убить — и пока безрезультатно.
Пройдет не один год, прежде чем в этих местах перестанут вспоминать визит Красноглазого…
— Хорошая погода, экзекутор, не так ли?
— Для начала шестой декты сезона лугов[1] — более чем, — согласился Красноглазый, снисходительно поглядывая на своего молодого спутника. Молодость, молодость… сам бы он сейчас, чем трястись в седле, с куда большим удовольствием сидел бы в кресле, у пылающего камина, да потягивал хорошее вино… а еще хорошо бы, чтоб рядом извивалась в танце молодая и красивая женщина. А потом, после танца… Годы берут свое, но тело было еще крепким, сплошной клубок стальных мускулов, и женщины ценили это. Жаль только, немногие могли выдержать багровые отблески рубина в пустой глазнице.
Атемплар откровенно наслаждался прогулкой. Теплый солнечный день, свежая зелень, яркая, сочная, чистый воздух — что может быть лучше. И хорошая компания… Он ранее не встречался с Родом и теперь был рад возможности познакомиться с живой легендой Ордена. Поговаривали, что Род был порядочной задницей, и его работа — работа, может, и необходимая, но очень уж грязная — наложила на него свой отпечаток. Тем не менее между двумя мужчинами сразу сложились неплохие отношения. Может, еще и потому, что Красноглазый, работой которого было, по сути, узаконенное убийство, в полной мере владел редким искусством вести беседу так, как это требуется собеседнику. Молодому темплару требовалась просто компания — и он эту компанию получил. Юноша нравился Роду, напоминая его самого в молодости… Наверное, все люди в определенный момент жизни, приходящий вместе с сединой и морщинами, начинают видеть в окружающих себя. Себя — более успешного, более удачливого. Мудр тот, кто смотрит на молодых без зависти, с тихой, но искренней радостью.