Итак, они расселись по углам, скрестив ноги в медитативных позах. Грегори был рад, что Алуэтта перед ним, и он ни на минуту не теряет ее из виду — так что ему не пришлось выбирать другой предмет для концентрации, кроме самого любимого. С другой стороны, не будь ее рядом — и какая тут медитация, мысли о ней не оставляли бы его в покое: что с ней, как она, не угрожает ли ей кто? Так что они всегда медитировали вместе, сложив руки на коленях, закрыв глаза и вызывая в памяти проблемы, которые предстояло разрешить во время транса.
Их рассудки поплыли загадочными лабиринтами ассоциаций и корреляций, выискивая паттерны и производя их проверку, сортируя и отвергая, в надежде на внезапное озарение, как только скопится достаточно положительного материала.
Тут Алуэтта порывисто вздохнула, глаза ее раскрылись и она обвела взором комнату. В ее глазах застыл ужас, который только что вторгся в ее ум.
Стон Алуэтты мгновенно вывел Грегори из оцепенения. Изображения ментальных конструкций немедленно рассыпались в куски: он даже не успел облечь их в форму мысли. В тот же миг он очутился рядом, растирая ей ладони, чтобы вернуть к реальности и говоря при этом нарочито тихим (дабы не спугнуть и не вызвать шок), но настойчивым голосом:
— Милая моя! Милая, вернись! Чтобы там ни случилось, здесь ты найдешь спасение.
Взор Алуэтты был прикован к его лицу, ужас исказил ее прекрасные черты. Наконец она узнала жениха, и это вывело ее из транса окончательно. Уткнувшись, как ребенок, ему в плечо, она все еще содрогалась в руках Грегори.
— Все это не более, чем сон, игра воображения. Сама знаешь: всего лишь прежние кошмары, которые приняли новую и неожиданную форму, — успокаивал он ее. — Это не имеет ничего общего с действительностью.
Еще некоторое время в ней оставалось напряжение (он это чувствовал) — затем она упала в его объятия и горько зарыдала. Грегори гладил ее по спине и плечам, удивляясь своему фантастическому везению — что именно ему выпала счастливая судьба держать в руках и обнимать это милое существо, это прекрасное создание.
Он чувствовал, как наполняется силой и гордостью от того, что единственный на свете может успокоить и утешить ее.
Наконец рыдания стихли. Ему удалось приподнять ее подбородок и вытереть слезы с лица краем рукава.
— Бедняжка, представляю, что тебе пришлось испытать! Какой-нибудь очередной сбой, попытка оживления программы?
— Это было вторжение… — проговорила Алуэтта.
— Вторжение? Откуда?
— Вторжение извне. Я его предчувствую. Я как будто слышала чей-то зловещий голос.
Грегори посмотрел на нее в волнении.
— И этот голос произнес: «Тут будут чудовища!»
— И все?
— И все… Как же ты не понимаешь! Это была атака на ментальном уровне..
Ее ногти вцепились ему в руку — она даже не замечала, что причиняет ему боль — но Грегори был готов терпеть сколько угодно.
— И тогда появились целые племена монстров, жутких и безобразных, покрытых слизью и чешуей, с усиками и щупальцами, вооруженные странным неизвестным оружием, которого не знают на этой планете, способным разрубать наших людей напополам! А за ними армии всадников варваров, которые гонят своих лошадей, чтобы предать наши земли огню и мечу. И не просто завоевать, но разграбить и обесчестить, да еще и поработить всех до единого! — И она вновь разразилась рыданиями.
В сознании ее при этом по-прежнему блуждали остатки кошмара: какие-то гигантские слизни с лицами, в которых с трудом угадывались человеческие черты, с жадно распахнутыми ртами: они выдергивали мечи из ножен всеми четырьмя конечностями; существа, похожие на разъяренных медведей, восседавшие на рогатых ящерах и размахивающие по сторонам боевыми топорами; невероятной величины насекомые с человечьими головами и крыльями, острыми, как отточенная бритва…
Грегори опустился на колени, словно сраженный этим видением, успевшим коснуться его сознания. Он еще крепче прижал ее к себе. Наконец, справившись с собой, он произнес:
— Это всего лишь кошмар, и ничто более, просто глубоко заложенный в подсознание кошмар…
— Ничего подобного! Это было послание! — решительно возразила Алуэтта. — Не спрашивай, откуда мне это известно, но это так. Они всегда так начинают: кошмар — лишь предвестник. Сначала они только пугают, чтобы ослабить противника духовно — но потом все начинается наяву. Это вторжение. Их цель — запугать, пока страх не ослабит тебя настолько, что ты уже не можешь оказать сопротивления.
Грегори обождал немного, дав ей выговориться, а затем начал спокойно, однако с железной решимостью:
— Если это в самом деле послание или предупреждение, то и я должен с ним ознакомиться — мы же медитировали вместе.
— Нет! — Алуэтта закрыла лицо ладонями. — Нет, мой добрый и нежный друг. Достаточно того, что я видела этот кошмар… — я-то с малолетства привычна к кровопролитию и убийствам! В такой уж среде мне пришлось вырасти, где этим никого не испугаешь. И если со мной такое случилось — если это даже меня так потрясло — то что будет с тобой? Мне даже подумать страшно.
— На деле я крепче, чем, может быть, кажусь с виду, — уверил ее Грегори. — Но, если в самом деле нашим землям кто-то угрожает, то одного часового будет недостаточно, чтобы поднять тревогу. Если хочешь, будь со мной, веди меня, поддерживай — но дай быть все время с тобой — даже там…
— Даже там?
— Даже там, за гранью реальности. Я не могу оставлять тебя, любимая, ни на миг, даже в твоих ужасных снах, полных резни и агонии. Я должен присутствовать при этом.
Он отвел взгляд туда, где только что колыхались остатки тяжелого сновидения и уже издалека услышал ее вопль:
— Нет! Грегори, не надо!
Но было уже поздно.
Он очутился в какой-то мглистой местности, где туман Поднимался над холодной предрассветной землей, словно над болотом. Из почвы торчали сухие безлиственные деревья, как остатки скелета, зарытого в землю, обнаженного ветрами и дождями. Эти деревья едва просматривались сквозь рябь тумана, который стал концентрироваться — и вдруг закрутился вихрем, образуя в воздухе спираль. В нем замелькали все те же искаженные нечеловеческие лица и клинки неземной выделки. Это были настоящие демоны, они хотели крови и жертвы.
Видение исказилось, запульсировало, покрылось рябью — и Грегори увидел, как монстры окружают кольцом деревню, и захватывают ее так быстро, что никто даже косой не успевает взмахнуть. Увидел, что эти клинки и лезвия странных форм делают с ее жителями, увидел, на что способны воины, следовавшие за монстрами, и что они сотворили с немногими из уцелевших — и у него похолодела кровь. И все это время в ушах его звучал далекий и звонкий голос: «Грегори, вернись! Заклинаю тебя, не надо!»
