Чернозуб оценивающе посмотрел на них:
— Гм, на вид они уже достаточно взрослые, чтобы работать.
Гуди Колючка свирепо ощетинилась:
— Оставь моих деток в покое! Они не сделали ничего плохого.
Чернозуб притворился, будто не замечает ее. Он выбил хлеб из лап Ломоноса, потом повернулся к одной из ласок и отдал приказ:
— Подбери хлеб, да тайком не грызть! Когда вернемся в гарнизон, сдашь в кладовую.
Махнув копьем, Чернозуб подал патрулю знак покинуть лачугу. Выходя, он обернулся и крикнул Бену и Гуди:
— Чтобы завтра эти четыре ежа вышли на работы! А иначе остаток зимы проведете в тепле и безопасности — в темнице Котира!
Землялапа приник к щелке в двери, наблюдая, как патруль удаляется в сторону Котира. Бен не терял времени: он принялся заворачивать малышей во все одеяла, какие были в доме.
— Да, это единственный выход! Терпеть больше нельзя. Сегодня вечером мы уходим. Ты права, милая, нам давно следовало уйти и жить в лесу вместе с остальными. Что скажешь, Землялапа?
Крот стоял, прижавшись к щели.
— Шрш, гля-ка, гля-ка!
Пока Бен пристраивался к щели рядом со своим другом, Гуди продолжала закутывать ежат в одеяла.
— Что там, Бен? Возвращаются?
— Нет, Гуди. Вот это да! Видал, как он этой ласке по носу врезал! Давай, парень, так их!
Ежонок Ферди, тот самый, который заступился за крота, вырвался от матери и потянул отца за лапу:
— По носу? Ласке? Кто? Что там происходит?
Бен пересказывал, что видел:
— Это мышонок, да большой, сильный. Они хотят схватить его… Так! Так! Ну, мышонок, пни его еще раз! Давай! Ха-ха-ха! Да где им справиться с таким мышонком! Он, должно быть, настоящий воин. Ух! Смотри, Чернозуба на обе лопатки уложил! Жалко, что они в его меч так вцепились. Клянусь иголками, иначе он бы спуску им не дал, даром что меч ржавый!
Ферди прыгал на месте:
— Дай посмотреть, я хочу глянуть!
Землялапа медленно отвернулся от двери:
— Не на что, ежик. Повалили его, связали. Шршр, жалость какая, много их слишком.
Бен ненадолго растерялся, но тут же хлопнул лапами:
— Сейчас и в дорогу, пока патруль этим бойцом занят. Теперь потащат его к кошке в замок. Надо уходить, пока путь открыт.
В пустой лачуге тихо догорал огонь, а путники, низко наклонив головы и прищурив слезящиеся на пронзительном ветру глаза, пробирались к лесным просторам Страны Цветущих Мхов. Землялапа шел последним, заметая следы на заснеженной земле.
Вор Гонф бесшумно, как и всякая мышь, крался по проходу, идущему из кладовой Котира. Этакий толстячок в зеленой куртке, затянутой широким поясом с пряжкой. Гонф был великий хитрец и проныра; великолепный актер, сочинитель баллад, певец, взломщик, да при этом еще и весельчак. Лесные жители обожали этого воришку. Гонф только скромно пожимал плечами и всех подряд называл "товарищ", подражая выдрам, вызывавшим у него восхищение.
Тихонько посмеиваясь, Гонф вынул из-за пояса небольшой кинжал и отрезал кусок от украденной им полуголовки сыра. Плечо ему оттягивала большая фляга бузинного вина, которую он тоже украл из кладовой. Гонф ел и пил, негромко напевая глубоким басом, когда его рот не был полон сыра и вина:
Своим визитом вас теперь
Почтил Король Воров
Скорее запирайте дверь
В кладовку на засов;
Но украду я все равно
Отличная еда!
Зовет бузинное вино
Наведаться сюда!
Заслышав звук тяжелых шагов, Гонф умолк. Стараясь слиться с темнотой, он притаился и не дышал. Две ласки в доспехах и с копьями прошагали мимо, увлеченные горячим спором.
— Знаешь, я не отвечаю за то, что ты из кладовой крадешь.
— Кто, я? Поосторожнее, приятель. Я не вор.
— Больно уж ты толстый стал в последнее время, вот я что хочу сказать.
— Ишь ты! Я и вполовину не такой жирный, как ты, бочка сала!
— Сам ты бочка сала! Еще скажи, что это я ворую.
— Ха-ха, ключ-то тебе поручен, так кто же еще?
— Ты, например. Ты в кладовую всегда вместе со мной спускаешься.
— Я только приглядываю за тобой, приятель.
— А я — за тобой.
— Ладно, будем, значит, друг за другом смотреть.
Гонф зажал рот лапой, чтобы заглушить хихиканье. Ласки остановились и переглянулись.
— Что это?
— Это ты надо мной смеешься.
— Не болтай глупостей.
— Я глупости болтаю?
Гонф поскорее крикнул, подражая голосу ласки:
— Толстый ворище!
Обе ласки в бешенстве повернулись друг к другу:
— Толстый ворище? Вот тебе!
— Ах ты жаба-ябеда! Получай!
Ласки принялись отчаянно колотить друг друга древками копий. Гонф незаметно вышел из тени и стал красться к выходу, а два стражника за его спиной катались по полу, бросив свои копья, чтобы было удобнее кусаться и царапаться.
— Ой-ой-ой! Пусти! Вот тебе!
— Я тебе покажу — ворище! Получай! Ох, ты мне ухо прокусил!
Трясясь от сдерживаемого смеха, Гонф вложил кинжал в ножны, открыл защелку ставня и по снегу ускользнул прочь, в сторону леса.
Эй, давай, разъярясь,
Кулаком в морду — хрясь!
Ну а Гонф в вашу честь
Будет дома пить и есть!
Мартин уперся каблуками в снег, когда его потащили в ворота мрачной громады, которую он заметил, подходя к селению. Солдаты в доспехах с лязгом и грохотом наталкивались друг на друга, так как связывавшие пленника веревки дергали их, но ни один не хотел оказаться слишком близко к этому воинственному мышонку.
Чернозуб и Ломонос заперли главные ворота, злобно грохоча створками. Снежная пыль посыпалась на них с внешних крепостных стен. Снег на плацу сделался плотным и скользким под ногами метавшихся туда-сюда солдат — хорьков, ласок и горностаев; некоторые из них несли горящие факелы. Один крикнул Ломоносу:
— Эй, Лом, лису там не видал?
Горностай отрицательно покачал головой:
— Ты про знахарку? Нет, как сквозь землю провалилась. Зато мышонка поймали. Посмотри, с чем он ходил!
Ломонос махнул в воздухе ржавым мечом Мартина. Чернозуб пригнулся:
— Перестань баловаться, еще полоснешь кого-нибудь! Значит, они снова лису ждут, а? Похоже, старому Зеленоглазу лучше не становится. Эй, вы там, натягивайте веревки как следует! Чтоб он тихо стоял, болваны!
Миновать дверь, ведущую в замок, оказалось тем более сложно, что мышонку удалось вцепиться в деревянную притолоку. Чтобы разомкнуть его хватку, солдатам пришлось использовать копья как рычаги. Ласка, которой поручили нести хлеб, прямиком отправилась в кладовую, не вмешиваясь в схватку. Когда она проходила через зал, остальные солдаты задирали ее, бросая жадные взгляды на румяные буханки домашней выпечки. Эта зима была не особенно сытной, потому что сразу же после сбора урожая многие звери из соседнего с Котиром селения бежали, захватив с собой провизию, сколько могли унести. Подати и налоги тоже поступали туго. Прижав хлеб покрепче к себе, ласка устремилась вперед. В зале было неуютно и сыро, на низких окнах — деревянные ставни, пол был выложен темным, похожим на гранит, камнем, и лапы на нем мерзли. По углам ночная стража разводила костры, закоптившие стены. Длинные плащи, соответственно званию, позволялось носить только офицерам. Солдаты же кутались в старые мешки и одеяла, украденные в селении. Лестницы, спускавшиеся в нижние этажи, представляли собой неразбериху стертых каменных ступеней, шедших то винтом, то прямо, безо всякого ясного плана. Выгоревшие факелы на стенах меняли редко, и большие участки лестниц оставались в опасной темноте. Мох и плесень росли почти на всех стенах и лестницах нижних этажей.
