Над всей этой сценой царила мертвая тишина, и никто из спящих не шевелился. Затем, когда мои веки стали снова закрываться, я уловил какое-то движение в застывшем мраке; и мне показалось, что от самой длинной тени отделилась какая-то ее часть и медленно поползла к Октейву, лежащему ближе всех к руинам.
Даже сквозь свою тяжелую дремоту я ощутил предчувствие чего-то сверхъестественного и, возможно, зловещего. Я попытался сесть, и как только я пошевелился, затененный предмет, или что там было, отодвинулся назад и вновь слился с длинной тенью. Его исчезновение полностью пробудило меня, и, тем не менее, я не мог быть полностью уверен, что действительно видел его. В тот краткий миг, когда я видел этот предмет, он показался мне круглой формы куском материи или кожи, темным и сморщенным, двенадцати или четырнадцати дюймов в диаметре, который полз по земле, сокращаясь как червь, складываясь и разворачиваясь удивительным образом по ходу движения.
Почти целый час я не мог вновь уснуть; и если бы не пронизывающий холод, я, без сомнения, поднялся бы, чтобы посмотреть и удостовериться, действительно ли там что-то было, или же мне все это приснилось. Но я убедил себя, что предмет этот был слишком невероятным и фантастичным, чтобы оказаться чем-либо иным кроме плода моего воображения. И, в конце концов, я вновь задремал.
Демоническое, вызывающее дрожь завывание джаара в развалинах стен пробудило меня, и я увидел, что слабый лунный свет начал окрашиваться бледным румянцем ранней зари. Мы все поднялись и приготовили завтрак окоченевшими от холода руками. Даже тепло спиртовок не смогло отогреть их.
Мое странное ночное видение еще больше приобрело оттенок фантасмагорической нереальности, я не стал больше и думать об этом и ничего не сказал своим спутникам. Мы все горели нетерпением скорее начать исследования; и вскоре после восхода солнца отправились на предварительный осмотр руин.
Как это ни странно, оба марсианина отказались сопровождать нас. Бесстрастные и молчаливые, они не объяснили причин своего отказа; но было совершенно очевидно, что ничто не могло побудить их войти в Йох-Вомбис. Мы не могли определить, боялись ли они этих развалин: их загадочные лица, с маленькими раскосыми глазами и огромными раздувающимися ноздрями, не выказывали ни страха, ни каких-либо иных эмоций, понятных землянам. В ответ на наши вопросы они просто заявили, что ни один Айхаи не ступал среди этих руин в течение многих столетий. Очевидно, с этим местом было связано какое-то таинственное табу.
В эту нашу предварительную вылазку мы взяли в качестве снаряжения только ломик и электрические фонари. Все наши другие инструменты, а также заряды взрывчатки мы оставили в лагере, чтобы при необходимости воспользоваться ими позже, после более подробного осмотра местности. У одного или двух из нас было автоматическое оружие; но его мы тоже оставили в лагере, поскольку казалось абсурдным представить, что среди руин может встретиться какая-либо форма жизни.
С самого начала нашего осмотра Октейв был явно возбужден и с жаром комментировал все увиденное. Остальные члены нашей группы вели себя тихо и молчаливо: было невозможно стряхнуть с себя мрачное благоговение и изумление, исходящие из этих циклопических каменных построек.
Мы прошли некоторое расстояние среди уступчатых, треугольной формы зданий, следуя по зигзагообразным улицам, вписывающихся в эту своеобразную архитектуру. Большинство башен были в той или иной степени разрушены; и везде были видны следы глубокой эрозии, нанесенной тысячелетиями песчаных бурь, которые, во многих местах, закруглили острые уступы некогда могучих стен. Мы входили в башни, но внутри обнаруживали только пустоту. Если в них когда-то и были мебель или оборудование, они давно рассыпались в пыль; а пыль была выметена прочь пронизывающими шквальными ветрами пустынь.
Наконец мы подошли к стене обширной террасы, вырубленной прямо в самом скальном плато. На этой террасе, в центре, стояла группа зданий, напоминающих акрополь. Ряд изъеденных временем ступеней, более длинных, чем у землян или даже у современных марсиан, поднимался к верхнему уровню террасы.
Остановившись, мы решили отложить осмотр высоких зданий, которые, будучи более других подвержены разрушительному воздействию непогоды, совсем развалились и вряд ли могли компенсировать чем-либо ценным наши труды. Октейв вслух выражал свое разочарование по поводу наших неудач в попытках обнаружить какие-нибудь предметы или резные изображения исчезнувшей цивилизации, способные пролить свет на историю Йох-Вомбиса.
Затем, немного справа от ступеней, мы заметили входное отверстие в стене, наполовину заваленное древними обломками и песком. За грудой мусора мы обнаружили начало ведущих вниз ступеней. Отверстие зияло темнотой, из него потянуло зловонным и затхлым воздухом, неким первобытным застоявшимся разложением и гниением. Мы ничего не могли разглядеть уже за первыми ступенями, которые словно висели над черной бездной. Направив луч фонаря в провал, Октейв начал спускаться по ступеням. Его нетерпеливый голос звал нас следовать за ним.
Спустившись по высоким, неуклюжим ступеням вниз, мы оказались в длинном просторном склепе, напоминающем подземный коридор. Его пол был покрыт толстым слоем пыли, попавшей туда еще в незапамятные времена. Тяжелый воздух сохранял своеобразный запах, как будто остатки древней атмосферы, не такой разреженной, как марсианская атмосфера, осели внизу и остались в этой застоявшейся темноте. Дышать здесь было труднее, чем на открытом воздухе, а легкая пыль поднималась перед нами при каждом шаге, распространяя слабый запах тлена, как прах рассыпавшихся в пыль мумий. В конце склепа, перед узкой и высокой дверью, свет наших фонарей осветил огромных размеров, но неглубокую урну или чашу, поддерживаемую короткими, кубообразными ножками, сделанную из тусклого, зеленовато-черного вещества. На дне урны мы смогли различить осадок – частицы темного пепла, от которого исходил легкий, но неприятный аромат, подобно призраку какого-то более едкого запаха. Октейв, наклонившись над краем урны и вздохнув, тут же начал кашлять и чихать.
– Это вещество, чем бы оно ни было, вероятно, было очень сильным благовонием, – заметил он. – Население Йох-Вомбиса, должно быть, пользовалось им для дезинфекции склепов.
Находящийся за урной проход привел нас в более просторное помещение, пол в котором был относительно чист и свободен от пыли. Мы обнаружили, что темный камень, находящийся под нашими ногами, был расчерчен разнообразными геометрическими фигурами, раскрашенными охрой, среди которых, как в египетских картушах, встречались иероглифы и чрезвычайно символизированные рисунки. Большинство из них были для нас малопонятными; но человеческие фигуры на многих из них, без сомнения, изображали самих Йорхи. Подобно Айхаи, они были высокого роста, угловатыми и худыми, с большими, как кузнечные меха, грудными клетками. Их уши и ноздри, насколько мы могли судить, не были такими огромными и раздувающимися, как у современных марсиан. Все Йорхи были изображены обнаженными; но на одном из картушей, выполненном видимо с большей поспешностью, чем другие, мы разглядели две фигуры, чьи высокие конические черепа были обернуты, как нам показалось, своего рода тюрбанами, которые они собирались то ли снять, то ли поправить. Художник, казалось, старался особо подчеркнуть тот странный жест, с которым гибкие четырехфаланговые пальцы пытались сорвать эти головные уборы; сами позы этих Йорхи были необъяснимо искажены.
