На озере стоят лодки и плоты. Немного, но хватит, чтобы вывезти имущество и баб с детьми на середину. Налетчики свои ладьи в такую даль на плечах не понесут – выйдут на берег, покричат и уходят. На плоту-то можно хоть неделю просидеть, от жажды не помрешь, а поголодать никому не вредно.
Вот мы и говорим Лосю – давай, увязывай все самое ценное, потому что налетчикам твой деревнный замок уже давно не нравится. Первым делом его сожгут. А Лось уперся – отсижусь, говорит, отобьюсь, и не для того я все это копил, чтобы им оставлять! Ну, что с дурака возьмешь. Ни шкурки уступить не пожелал, ни бусинки. Или все мое, говорит, к озеру тащите, или я запираюсь со своим добром в замке – и не трогайте меня!
Времени не было его вразумлять. Старики сказали ведунам, что могут приступать к похоронному обряду, – один покойник у нас, считай, уже есть. И не хорошей смертью в бою погиб, а изжарен.
Оказалось – мы налетчикам на сей раз не нужны, а входят они в устье Большой реки, бегут к городу. И не две дюжины ладей, а побольше. Хотели на город с воды напасть.
Что там вышло, как горожане сопротивлялись – это мы уже потом узнали. Пропустили мимо себя эту флотилию – и богам спасибо сказали. Однако мудрый дед Заяц заглянул в будущее, это у него ловко получалось, и сказал:
– Не спешите радоваться, им еще возвращаться. Если возьмут город – то на обратном пути могут и к нам заглянуть, продать кое-что из добычи. Но вот если не возьмут – тогда точно нам на головы свалятся, чтобы не с пустыми руками домой плыть.
Так и вышло, и даже хуже, чем предположил дед Заяц. Горожане во время вылазки сожгли несколько ладей. И налетчики хотели отнять наши лодки. А без лодок нам нельзя. Мы ведь не только урожай с нашей мели собираем, мы еще и рыбу ловим, солим, в городе продаем.
В общем, началась небольшая война. И примерно посередке нее мы ночью захватили их обоз. Не весь – впотьмах мы не поняли, где стоят телеги с продовольствием. А частично – и только утром обнаружили, что за мешками на телеге лежит без сознания раненая девка.
Из тех самых.
Отрядный ведун осмотрел ее и сказал, что выживет.
Решили оставить себе – девка красивая, косы длинные, темные, а как там моя бабка пела?
Длинногривая кобыла нарожает жеребцов,
Длиннокосая молодка нарожает сыновей.
Девка видная – ну так пусть кому-либо из нас и рожает.
Значит, нужно ее имя узнавать, чтобы на имя привязку сделать, а то убежит. Послали меня – я умею с налетчиками объясняться. Девку ведун в чувство привел, и стал я с ней договариваться. Имя не сказала – умная! А попросила дать ей дурманного зелья и, пока будет в блаженном состоянии, удавить. Дружок у нее как раз перед нашим нападением от раны умер, так что ей нужно догонять.
– У нас так не заведено, – сказал я ей.
– А ты мне окажи услугу, – отвечает она. – Я после смерти буду в чертоге воинам пиво подавать и над землей летать. Может, когда-либо тебе и пригожусь.
Я задумался – что-то ни одной девки, летающей над землей, отродясь не видел. Но кто их знает – может, они невидимками летают?
Стали торговаться.
И тут слышим шум. Что такое? А это Лось безобразничает.
Дело в том, что он придумал новый способ добычу делить. Раньше мы сперва все доставляли домой, сваливали в кучу, и потом уже старики разбирались, что к чему. А то если без стариков делить – одна ругань. Лось же додумался это делать сразу, как только станет ясно, чего и сколько взяли. Кое-кому понравилось – тем, у кого кулаки покрепче и глотка помощнее. Так что впотьмах Лось взял какие-то меха, какие-то горшки, я так и не понял, чего он там нахватал. А при свете солнышка он вгляделся и понял – не то! Пошел менять, а менять и не на что, каждый уже при своей добыче. Ругань, галдеж, переполох!
– Погоди, – говорю я девке, – как бы в этой суматохе тебя кто не потребовал заместо добычи. Лось сейчас там все вверх дном перевернет, наверняка обиженные будут, а тут ты лежишь бесхозная.
– Послушай, парень, – говорит девка. – Или кончай меня скорее, или спрячь хоть где-нибудь. Мне с другим мужем жить нельзя, если мой помер.
– Ну, – говорю, – разве что на другую телегу, где мое добро. Чем-нибудь тебя завалю – авось пронесет.
Помог я ей сползти, поставил на ноги и в обнимку потащил, там всего-то шагов десять было, телеги плотно стояли. И вроде только что Лось в толпе орал, а тут – на тебе, перед нами оказался и глядит сердито.
– Это что у тебя? – спрашивает.
– Это, – отвечаю, – моя доля добычи.
– Когда же ее делили? Я не припомню!
– А она в телеге раненая лежала, ты ее и не мог видеть, – говорю. – Может, удастся вылечить, женой сделаю.
Вот и весь разговор. Лось даже толком девку не разглядел, так, краем глаза. Не хотелось ему на девок смотреть с некоторого времени.
Он ушел, я девку уложил вместе со своим добром.
– Спасибо тебе, – говорит она, – что меня ему не выдал. А что, это и есть ваш командир?
– Он самый, – отвечаю. – Хороший был командир, четыре зимы нас водил, а теперь – как тетка, которой десяти дочкам приданое давать надо, всякую веревочку и всякий клочок меха к себе тащит.
– Командир-то он и теперь хороший, – задумчиво так говорит девка. – А эту дурь из него выбить можно.
– А ты можешь? – обрадовался было я.
– Знаю старый дедовский способ. Да только задаром не сделаю.
– А плата?
– А отправь меня вдогонку за мужем. Только сперва дурмана дай, а то немного боязно.
Опять стали торговаться. Потом отрядный ведун пришел, дал еще еще своего отвара. Потом мы стали собираться – нужно было поскорее захваченный обоз к озеру гнать и вывозить добычу на середину. Чего доброго, захватчики опомнятся и следом кинутся. Не до девки было.
К озеру мы подошли вечером, отыскали лодки, стали налаживать плоты. И тут слышим – в лесу такой тоненький голосок заводит: «Ау-у-у!..» Совсем детский жалобный голосишко. Выждал чуточку, снова затянул, а к нему вдруг еще и еще голоса с разных сторон присоединяются! И такое «Вау-у-у-у!» над лесом стоит – мороз по коже! Псоглавцы, Перкон их разрази!
У нас и руки опустились. Эти твари плавать умеют не хуже выдры, а сейчас, как на грех, лето, и теплое лето, им в воду залезть – одно удовольствие.
Выходит, придется в темноте бой принимать. На суше мы еще можем дать отпор, в воде не получится.
– Кто это? – спрашивает девка.
– Псоглавцы, – говорю. – Они вроде людей, только головы собачьи, загривок меховой, лапы тоже, а что под рубахами – не знаю, я их не раздевал.
– В рубахах, что ли, ходят?
– В длинных, по колено. Говорить не умеют, лают и воют. Кусаются крепко – ты ведуна спроси, он перегрызенную руку однажды лечил.
