Красный-красный кардамон.
Он вернулся за мной, Супру-Г-второй, ставший единственным. Было больно, было неудобно и немного стыдно, оттого, что драгоценные глаза следили за нами с пола. Хорошо, что уже никому не расскажут.
А еще время упустили: в небе снова траур, но с рыжими лентами. И серебра почти не осталось, наверное, у Звездочета кошелек иссяк, а то, что сверху - выгорело.
- Мне надо идти, - говорит Супру-Г, запихивая в кошель чужие перстни, и объясняет: - Пожары.
И повторяет.
- Это мое, по праву.
Пусть так, я не спорю и не претендую. Здесь зыбко и дымные шали не гревают, а черный кардамин - уголек-уголек из печи приволок, кто найдет - тот уйдет - повсюду.
Пожалуй, мне впервые становится страшно, и оттого шепчу старой вороне:
- Я скажу ему: "Виват, мой король".
...коронация должна состояться в соборе...
Железо на голове. Давит-давит, а мертвые соболя цепляются за спину, щекочут шею и дышат холодом. Стряхнуть бы, но нельзя: Супру-Г желает, чтобы я вела себя хорошо. Следит: много-много драгоценных глаз, уже не только на руках, но и на одежде. Перемигиваются, делают вид, будто им интересны свечи, а не я.
Неправда!
Не верю!
А над головой разрывается звоном колокол. Лопает-лопает, медью сыпет, люди подбирают...
- Люди умирают, королева!
Кто это сказал?
- Сделай что-нибудь!
Меч и мяч - похожие слова. Только мяч круглый и безопасный, а меча боятся свечи, пламя падает и снова взлетает, а по белым ступеням плывет кардамин. Спасибо, милый юноша, я принимаю этот дар.
И тот, другой, живущий у меня внутри, вдруг пробуждается.
...эта беременность весьма кстати, ваше величество. Трону нужен наследник. Ради народа, ради страны, ради того, чтобы смута не повторилась...
...нет-нет, ваше величество, лекарство не причинит вреда ребенку, более того, оно защитит королеву от ея самой. Два грана растворить и...
Я пью запретное вино с твоих ладоней, мой супруг. Оно дурманит. Я взлетаю. Или падаю? Или все-таки вверх, по-над облаками из кардамона - душистый пух - растворяясь в алом кармине.
Я почти понимаю, что происходит, и ужасаюсь.
Прости их, Господи, ибо не знали, что творят.
...ее величество больны...
Здорова. На беду свою почти здорова.
Прости мне, Господи, безумие мое.
...ее величество нуждаются в отдыхе...
И упокоении. Скоро, уже скоро - по глазам их вижу, по себе понимаю. Отяжелела и дышится с трудом, воздух не желает идти ко мне, разумной, воздух чует кровь на руках моих и бежит.
...доза слишком велика... смерть... ваше величество, это будет лучший выход из ситуации. Никто не смеет обвинить вас в нелюбви к королеве. Вы пытались ее спасти. Все мы пытались.
Отпустили, но не выпустили. Небо на квадратики, железное на синем, желтое в лиловом скоро уберется. И снова будет шанс.
Дверь далеко, но я открою. Теперь понятно, что не обязательно, если рядом с нею, главное - смотреть на небо. Кардамон на кармине. Кардамин.
Плывет. И жжется, внутри, в животе, проталкиваясь наружу. Кричу. Бегут-бегут-суетятся. Вода-лекарь-пальцы. Холод. Не отводить взгляд, не моргать, сквозь призму слез, наружу, свивая ключ.
- Скорее, вы, клуши!
Я снова пью, но не вино - кардамин. Весь до капли вбираю, сжигая себя. И вправду уже скоро. Я слепну. Я во тьме. Я перед дверью, и пусть в руках моих нет ключа, но дверь не заперта.
- Ваше величество!
Открываю.
- Это мальчик! И он совершенно здоров...
И кланяясь, говорю: - Виват, мой король!
