Однако нравились они Аммару или не нравились, без помощи сумеречников — одного из Лаона, другого из Ауранна, — обойтись не получалось. Пригласить их стоило казне недешево, и халиф мрачно думал, что оба мага как-то слишком легко согласились приехать в аш-Шарийа. Аммар подозревал, что дело здесь явно нечисто. Впрочем, как уже было сказано, судьба предначертала им явиться ко двору халифа: лаонец и аураннец должны были осмотреть доставленное Яхьей ибн Саидом существо и добиться согласия свирепой твари на Договор. Или на поединок. Аммар не очень понимал, зачем требовалось получать согласие на поединок — хотя, конечно, его предупреждали, что привезенный с далекого запада сумеречник происходит из нерегилей. Те слыли самым злобным и упрямым племенем аль-самийа. Нерегилями их прозвали сородичи, и что значило это слово на наречии Сумерек, Аммар не знал. Что же до языка ашшаритов, то по неисповедимой воле Всевышнего оно оказалось созвучно названию большого ореха, растущего на кокосовой пальме, — и халиф не знал, видеть ли в этом промысел или забавное совпадение. Так или иначе, Яхья ибн Саид свидетельствовал: переупрямить нерегиля труднее, чем разбить кокос.
Но даже самому злобному и упрямому из сотворенных существ полагалось руководствоваться разумом. А разум должен был подсказать нерегилю, что выбирать можно лишь из того, что предложили. Либо — либо. Либо смириться с судьбой и подписать Клятву служения халифату добровольно — либо попытать счастья и вступить с повелителем верующих в волшебный поединок. Все честно, все по законам Сумерек: выиграешь — иди на все четыре стороны, ты свободен как ветер. Проиграешь — склони голову и принеси Клятву. По старинному обычаю нерегилю давался срок в три ночи, чтобы одолеть врага и вернуть свободу. Маги уже подготовили место и все необходимое — опечатали знаками отсечения все пути и двери из одного из внутренних дворов.
Впрочем, Аммар ибн Амир надеялся, что до поединка дело не дойдет. Только что лаонец с аураннцем сказали ему, что нерегиль неожиданно легко согласился выбрать, подписывать ли Клятву добром или все-таки меряться силой с халифом. Сказал, что решит, мол, когда дойдет до дела. Яхью и обоих магов исход этого разговора почему-то сильно волновал — мало ли, может, свирепое существо упрется и в который раз попрет на рожон. Аммар же сохранял спокойствие — куда нерегилю деваться-то? Яхья ибн Саид писал, что пленник несколько раз пытался бежать — а когда понял, что не сумеет, решился — да помилует его Всевышний! — наложить на себя руки. Не преуспев и в этом, нерегиль будто бы смирился с неизбежным, и тащить его в земли верующих стало полегче — что не могло не радовать. Однако Всевышний никогда не дает человеку вкусить одних лишь радостей — и к халве удачи всегда примешивается привкус горечи. Не успел Аммар ибн Амир с облегчением вздохнуть, как на тебе — вот такое разочарование.
На всякий случай халиф решил переспросить аураннца:
— Что значит — он ничего не может?!
— Привезенный господином ибн Саидом нерегиль многое может, — спокойно ответил самийа, слегка наклонив медно-рыжую голову. — Но пользоваться собственной или чужой силой — не может. Нерегили не умеют этого делать без своего волшебного камня. У них такая… экхм… школа. А камня у него больше нет.
Яхья ибн Саид провел рукой по бороде и кивнул:
— Увы, мой повелитель, это истинно так. Нам пришлось избавиться от этого предмета. Нас преследовали чудовища и чернокнижники, и шли они по следу камня. Мы выбросили кристалл в пропасть, когда переходили через горы.
При этих словах Яхьи оба самийа, и рыжий аураннец, и золотоволосый лаонец, поежились и сморщились, словно лимон лизнули.
— Он мне никто, — продолжая кривиться, заметил рыжий, — но лучше б вы его убили. Как убивают лошадь, которая сломала хребет.
— У нас не было выбора, — безмятежно откликнулся Яхья и вытер лоб платком. — Либо избавиться от камня, либо избавиться от обоих — погоня не отставала и не отстала бы. Лучше так, чем возвращаться с пустыми руками.
— Почтеннейший, представьте себе горшечника, которому переломали пальцы и снова усадили за гончарный круг. Ваш нерегиль даже ореол проявить не может. И бесится — от боли, злости и беспомощности.
— Он никогда не сможет… колдовать? — перешел к делу Аммар.
— Проявлять силу, господин, проявлять силу, — не скрывая насмешки, поправил его наглый аураннский маг. — Такое… возможно. Но я о таком не слыхал.
— Я тоже, — вступил в беседу золотоволосый лаонец. — Переучиться, после стольких лет, — вряд ли получится. Впрочем, кто знает что-либо достоверное о нерегилях? Они высадились на западе всего четыреста пятьдесят лет назад, и не сказать, чтобы кого-то подпустили к своим секретам.
— Возможно, он сможет переучиться, если-и-и … — тут аураннец ехидно усмехнулся, — если вначале не сойдет с ума. Судя по тому, что я видел, я бы не поручился за его здравый рассудок.
— Итак, — Аммар ибн Амир решил подвести черту под разговором. — Я получу беспомощного, слабосильного «глухаря», как вы говорите, к тому же повредившегося в уме и озлобленного.
Закончив загибать пальцы, халиф спросил:
— Я что-нибудь упустил?
— Это как посмотреть, — улыбнулся лаонец. — Но лучше бы вы, господин, сказали про вашего нерегиля что-нибудь хорошее.
И продолжил, увидев недоумение человека:
— Когда ты, Илва-Хима, — золотоволосая голова качнулась в сторону аураннца, и тот злобно скривился, — заговорил про лошадь, он начал нас слушать.
Аммар подавил паническое желание оглянуться. И с удовлетворением заметил, что Яхья и сидевший рядом с ним начальник Правой гвардии проявили меньше выдержки. Потом спросил:
— Вы же сказали, что он не может пользоваться силой?
— Он не может ею пользоваться всякий раз, когда захочет. Но иногда у него получается.
Яхья овладел собой и жестко ответил:
— Здесь тройное имя Али на входе. Это печать. Не стоит так шутить, почтеннейший. Никто нас не слышит. И слышать не может.
— А перед вами, почтеннейший, лежит цепочка от его камня, — отозвался лаонец. — Какие уж тут печати…
— А когда у него получается, а когда нет? — спросил Аммар.
— Это непредсказуемо, — сказал Илва-Хима и расплылся в улыбке.
Маги вышли, с шорохом утянув за собой длинные края церемониальной одежды. Ну прямо как невеста на выданье они в таком виде, опять подумал Аммар. Рукава длинные, полы мантии метут пол, четыре слоя нижней одежды расползаются каймой один из-под другого, в узле волос на затылке длинные заколки-шпильки — ну только в покрывало осталось закутаться, любо-дорого поглядеть. Впрочем, по здравому размышлению следовало признать, что властители сумеречников знали, что делали, предписывая своим магам являться к себе в негнущейся парче поверх всех этих шелковых свивальников и пелен — в таком виде неудобно ни нападать, ни защищаться. Даже поворачиваться неудобно — вдруг на рукава наступишь. Не зря за самийа, подхватив ослепительные ткани, семенили пажи. Говорили, что в Ауранне края одежд императрицы носят не пажи, а волшебные собачки в попонках под цвет платья. Подумав про собак, Аммар сплюнул.
