Stashe - Судите и судимы будете

Стоуш никогда не задумывался, виновен ли тот, кто умирает от его руки. И не получал удовольствия от насилия. Он просто очень хорошо делал свою работу.

Келан бежал вверх по склону. Он тяжело дышал, сердце колотилось в груди, как пойманный зверек. На вершине холма росло несколько больших деревьев. Могучие исполины, сотканные из блестящих толстых жгутов лиан и ороговевших пластин, подобия коры. Крупные кружевные листья ярко-зеленого цвета гроздьями облапливали тонкие отростки гибких ветвей, образуя пышную, беспрестанно шевелящуюся крону. Они источали слабый чуть сладковатый запах. Мальчишка направился к одному из великанов. Старый кривой кебук с толстыми испещренными отметинами времени ветвями — любимое место. Обдирая ладони и цепляясь пальцами ног за шершавые пластины, Келан влез на одну из жгутообразных ветвей. Замер, распластавшись, словно лягушонок, и только тогда позволил себе расплакаться. Стыдно плакать в таком возрасте. Мальчик считал себя уже взрослым, но сейчас ничего не мог с собой поделать. Выплакавшись, вытер грязные щеки. Более тонкие ветви мягко сошлись над его головой, образуя колыбель из зеленого кружева и упругих сильных лоз. Природа слышит шантийцев также как и они ее. Кебук мог убить любого неосторожно присевшего в его тень путника, но мальчишку ласкал, легонько покачивая. Почему? Еще одна из тайн проклятого народа. Келан чувствовал, как дрожит под ним ствол, пульсирует, словно внутри гиганта бьется могучее сердце. Неясный шепот, тепло, разливающееся по телу — следствие действия наркотика выделяемого в воздух листьями. Кебук успокаивал, не пытаясь отравить.

Завитки волос щекотали шею Келана, открывая большое родимое пятно, похожее на изогнутый лук с наложенной на тетиву стрелой. Тишину нарушал равномерный шелест листьев. Внизу, ветер волнами гнал высокую траву, заставляя ее переливаться под солнцем от серебристого до темно-зеленого. Мальчик сощурился и, ковыряя пальцем пластину перед собой, предался размышлениям. Келан знал историю своего появления на свет и теперь пытался понять, что лучше. Знать, что кто-то носил под сердцем много месяцев, а затем выбросил на обочину дороги? Или что мог умереть гораздо раньше, очутившись в тазу?

Стоуш был в его жизни всегда. Мальчик знал, нельзя называть огромного, угрюмого силача, племя которого проживало далеко на юге, в пустынях талаври, отцом. Кто такой жевлар и чем зарабатывает на пропитание им обоим, тоже знал. Но никто не смог бы позаботился о нем лучше. Эту уверенность мальчик принимал как данность. Келан не понимал многих вещей в силу своего возраста. Но чувствовал, что Стоуш защищает его от многих бед, в том числе и от чужой глупости, ненависти.

Он усвоил из уроков приемного отца, что у шантийцев нет друзей среди представителей других рас. Спасибо за то, что селяне относились к пасынку палача с опаской, а не презрением. Дразнить не смели, страх и опасения, что Стоуш откажет в помощи, случись что, удерживали. Такова жизнь. Это Келан тоже принимал как данность.

Отсидевшись и немного успокоившись, мальчик спустился с дерева и припустил обратно к дому.

Келан крутил головой во все стороны и при этом пытался не отставать от Стоуша. Гигант размеренно шагал, придерживая рукой заплечный мешок. Горожане косились на жевлара, а в глазах их таился страх и затаенное возбуждение. Страшное всегда будит самые низменные страсти. Казнь — зрелище, которое многие осуждают, но ни за что не пропустят. Мальчишка тоже ловил удивленные взгляды прохожих. Они выглядели странной парой. Жевлар и шантиец. Палач и изгой. Маленький и худой Келан быстро уставал, семеня за высоким и могучим отцом. Мускулистые ноги Стоуша выдерживали долгий путь без труда. Сгибающиеся назад в коленях, как у кузнечика, они позволяли при желании двигаться очень быстро. Широкая ступня с длинными толстыми когтями придавала дополнительную устойчивость при ходьбе или беге. Тем не менее, палач не торопился брать ребенка на руки.

Бесконечные улочки и проулки, шумный рынок, наполненный торговцами всех родов и мастей: узкоглазых, похожих на птиц, сентов с их посудой, торгующих переливающимися тканями катаринок, чья чешуйчатая кожа и шипящая речь напоминала о далеких предках — ящерах. Многие-многие другие — тау, кельды. Нищета бедных кварталов, вонь нечистот и гнилых продуктов, орущие попрошайки, торговки живой рыбой и скисшим вином. Дома купцов и знати, ароматы свежего хлеба, духов, власти. Стоуш перевидал множество городов. Кейчат был одним 'из'. Очередная работа. Он снисходительно поглядывал на мальчика, чьи глаза блестели как два кусочка солнечного камня, а думал о новых ножах и ремнях. О тех, чьи жизни скоро придется прервать, пока не вспоминал.

Здание тюрьмы мало отличалось от любого другого для жевлара. Но Келан притих и восторг его несколько угас. Стоуш обычно оставлял мальчика под присмотром в гостинице или на постоялом дворе того города, где ожидалась работа. Хорошо оплаченная услуга гарантировала покой им обоим. Но теперь, Стоуш счел время подходящим для начала обучения. Раз уж так сложилось, то пусть идет, как идет. Оставив Келана с одним из стражников, он спустился вниз. Ему должны показать приговоренных и объявить приговор, из которого последует и вариант казни.

В одной клетке сидел мужчина, в другой две женщины. Шантийцы. Как их занесло в эти края, Стоуш не знал и подробности его не интересовали. Он подошел вплотную к прутьям.

— Я палач, — ответил на незаданный вопрос. Одна из женщин зарыдала, попытавшись закрыть лицо рукавом. Вторая — бледная, но спокойная, поднялась с кучи старой соломы, сваленной в углу, и подошла ближе. Взялась руками за ржавые пруты, и прямо посмотрела на жевлара.

— Ты убьешь нас?

— Я приведу приговор в исполнение.

— Зачем пришел? Мало разговора с судьями?

— Нет. Я всегда делаю так.

Она содрогнулась под его безразличным взглядом. А Стоуш думал о мальчике, сидевшем наверху, со стражей. О том, сможет ли маленький шантиец стать палачом? И сможет ли стать палачом, а не убийцей?

Женщина облизнула губы и грустно улыбнулась.

— Так зачем ты пришел? Неужели никакого покоя… до самого конца.

Она склонила голову, золотистые волосы упали на лицо, открывая шею. Стоуш увидел странное родимое пятно, похожее на изогнутый лук с наложенной на тетиву стрелой.

— Ты ведь не исповедник? Или и исповедник тоже? Выслушиваешь ли тех, кто стоит у порога смерти?

Жевлар отступил на шаг.

— Могу выслушать. Иногда меня просят о такой услуге, и я не отказываю без веской причины.

Шантийка сглотнула, ее пальцы побелели от напряжения: