– Всыпь ему, раум! – засмеялся кто-то из викингов; кажется, это был Оттар. – Выкинь его рыбам, тогда, может, мы благополучней дойдём до Свальбарда и назад!
Они собирались развлечься, и, может, даже сам Ракни, занятый на руле, разок бросил взгляд на дерзкого новичка… Хельги не оглядывался по сторонам, он смотрел на Карка и ждал. Честь, это такое богатство, за которое не жаль умереть. Нельзя её ни подарить, ни отнять, можно лишь потерять или обрести самому…
Меч Карка лежал вместе с другими под палубой, в сундуке; но вдоль пояса висел тяжёлый боевой нож с длинным клинком и изогнутой рукоятью. В умелых руках такое оружие беспощадно. Карк поднялся и пошёл к Хельги, молча перешагивая через скамьи. У него были тёмные глаза, и в них тлел злой огонек.
Хельги дрожал всем телом и не мог унять эту постыдную дрожь. Она всегда поселялась в нём перед дракой и немедленно пропадала, как только доходило до дела. Нет, он не боялся. Он тоже был не совсем безоружен. Теперь настала пора испытать умение в деле. Только и всего.
– Ты, щенок, разговариваешь совсем как взрослый мужчина, – сказал ему Карк. – Вот и я, Тор свидетель, буду поступать с тобой как с мужчиной. Ты уж не обижайся.
Викинги снова засмеялись – эти слова всем пришлись по душе. Кулак Карка взмыл вверх, целя сопернику в подбородок, но Хельги успел увернуться, а потом прицелился и ударил ногой, как учил брат. Это была добрая наука. Карк взмахнул руками и грузно сел на скамью.
– Другие люди, – сказал Хельги, – давно уже поняли, что со мной следует поступать как с мужчиной. И не ты будешь называть меня щенком.
Карк, раздосадованный болью от удара и насмешками, выхватил нож и прыгнул вперёд. Хельги поймал его руку своими обеими. Надо было бы вывернуть её, но нынче у него просто не хватило бы сил. Он дернул к себе, заставив Карка потерять равновесие. Нож глубоко вошёл в плотное дерево, а сам Карк оказался у пригнувшегося Хельги на плечах.
Навалившаяся тяжесть почти сломала Хельги, как когда-то на отмели, когда он один сталкивал лодку, всосавшуюся днищем в мокрую глину, и ведь тогда у него не болело плечо… Всё же Хельги выпрямился, и быстро. Быстрее, чем можно про то рассказать. Карк, не успевший ни за что ухватиться, перевалился через подветренный борт. Его голова с беззвучно раскрывшимся ртом исчезла в серой, шершавой от дождя воде, быстро мчавшейся за корму. Ничего не поделаешь: трудно, имея за душой одну только силу, тягаться с прирожденным воином… Хотя бы и был этот воин очень ещё юн.
– Поворот!.. – скомандовал Ракни, и люди бросились по местам. Викинги никогда не бросают своих. Это закон.
Хельги выдернул из скамьи нож, рассудив, что никто не оспорит добытого в схватке. И направился назад, к рыжему Лугу, но Оттар окликнул:
– Эй, парень, поди-ка сюда! Садись, будешь моим сменщиком.
Его скамья была на самом носу, и Хельги понял, что удостоился чести. Здесь садятся храбрейшие: когда корабли сходятся для битвы, на носу опасней всего. Он пошёл к Оттару, нырнув под толстую шкаторину паруса, переползавшего с правого борта на левый. Корабль возвращался подобрать Карка, махавшего рукой из воды. Хельги сел рядом с викингом и спросил:
– Это ты предложил выкинуть его рыбам? Мне показалось, совет был неплохой.
Когда же Карку бросили верёвку с петлей и вытащили его на палубу, он немедленно нашёл глазами Оттара и Хельги, и Хельги увидел, как враз окаменело его лицо. Тогда он понял, что здесь, подле Оттара, сидел раньше именно Карк.
6. Вагн не будет прятаться от врагов
Корабль стоял на якоре возле скалистого мыса. Мореходы развели костры и приготовили ужин, а потом улеглись спать, натянув над скамьями полог из раскрашенной кожи.
Хельги знал, что завтрашний день не покажется ему лёгким, что надо выспаться, пока можно, пока не начался этот переход к Свальбарду, длящийся несколько суток… однако сон не шёл всё равно.
Мать рассказывала, как она увидела отца после того последнего боя. Отца принесли к кораблю на огромном гардском щите. Воины опустили щит наземь так осторожно, словно боялись кого-нибудь разбудить, и мать увидела, что лицо отца осталось почти спокойным, только у ноздрей и на груди запеклась чёрная кровь, да открытые глаза были такими, что лучше в них не заглядывать. И вот тогда она поняла, что чужой воин, которого она боялась девять дней и ночей, никогда больше не обнимет её, не проведёт ладонью по волосам… и жизнь, остававшаяся ещё впереди, эта долгая жизнь без него стала вдруг жизнью без радости и без счастья…
Хельги перевернулся на другой бок и вздохнул. Ему казалось порой, будто он всё видел собственными глазами. Объятый пламенем погребальный корабль, медленно уходящий под парусом по великой реке, и мать, горько плачущую на берегу оттого, что её не положили рядом с отцом…
А потом она родила на свет сына и стала отказывать всем, кто желал взять её в жены и породниться с халейгами. А сватались к ней все достойные и славные люди и, уж верно, не плохо жилось бы ей хозяйкой в каком-нибудь богатом дворе…
Было дело прошлой зимой на празднике Йоль, когда съели жертвенного кабана и плясали вокруг костров во дворе. Хельги думал тогда, что это был последний для него Йоль в Линсетре, и веселился от души… когда сзади вдруг послышался сердитый шёпот матери и мужской голос, произносивший:
– Много женихов ушло отсюда ни с чем, но от меня-то ты не отделаешься так просто.
Хельги обернулся, оставив Вальбьёрг, с которой плясал. Там действительно стояла мать и с ней один из гостей, красивый и совсем не старый мужчина. Хельги знал, что ещё перед пиром он долго беседовал с матерью наедине, но не слышал о чем. Теперь его пошатывало от выпитого пива, и мать, не желая поднимать шум, тщетно пыталась выдернуть у него руку.
Хельги как на крыльях перелетел через костёр… Подоспевшие парни подняли неудачливого жениха и повели прочь, пока не разгорелась настоящая ссора. А мать подошла к Хельги и прижалась к нему, жалобно заглядывая в глаза, и ему показалось, что она впервые признала в нём своего защитника и надёжу, хотя Хельги давно уже стал выше её ростом и гораздо сильней… Она впервые не выбранила его за то, что он ввязался в драку, где вполне могли покалечить. Вот ты и вырос, сынок. Теперь уже не я присматриваю за тобой и оберегаю, а наоборот. Зачем же ты так скоро вырос, сынок, зачем я не могу всю жизнь присматривать за тобой и оберегать!..
Он пойдёт с викингами на Свальбард. Он станет суровым героем, привычным к сражениям и к веслу и очень похожим на отца. Он думал об этом так, словно им предстояло вернуться через много-много зим, а не нынешним же летом… Все так, но ему отчаянно хотелось домой, в тихий Линсетр, и чтобы мать погладила по вихрам и назвала Мстиславушкой… А то ещё посидела с ним, как всегда, когда он был маленьким и болел…
Небось плакала теперь в жестоком отчаянии, потому что морские сторожа разглядели его прыжок с Железной Скалы и то, как Оттар втащил его на корабль. Не иначе, разыскала где-нибудь след и упросила Эйрика начертать крепкие руны, привлекающие удачу. Да порезала палец и окрасила их, чтобы вернее помочь сыну в пути… Матери таковы: всю кровь по капле отдадут ради детей. Даже ради самых бездельных, от которых не дождешься толку ни нынче, ни потом.
Я вернусь, молча пообещал Хельги и пожелал, чтобы мать услышала его слова. Это бывает, люди слышат друг друга за много дней пути…
С тем он и уснул.
– Ты вот что, парень, – сказал ему Ракни конунг две ночи спустя. – Пореже бы ты называл себя Хельги, такие имена не для беглых рабов. И чтоб я больше не видел тебя возле форштевня. Ты ничем ещё не заслужил права стоять там и смотреть!..
Хельги больно хлестнули эти слова, но он промолчал: с вождями не спорят. А ведь он родился на корабле. На боевом корабле, где-то в датских проливах возле острова Хлесей, когда братья отца возвращались домой из Гардарики. Стояла штормовая ночь, и брызги из-под форштевня окропили его, новорожденного, заменив чашу с водой, которую должен был взять в руки отец… Людям показалось, что неспроста это и из мальчишки, пожалуй, получится мореход…
Ракни и его викинги привыкли узнавать волка по волчьим ушам. Им ещё придется поверить, что внук Виглафа Ворона вырос не за жерновами и не в хлеву!
Попутный ветер совсем некстати затих, и пришлось взяться за вёсла. Хельги сидел на палубе, глядя на мерно работавшего Оттара, и не без трепета ждал, когда наступит его черёд. Он, конечно, знал, где у весла лопасть, а где рукоять. Он грёб на корабле дяди, когда тот приезжал в Раумсдаль. Но что значили эти выходы на полдня по сравнению с той долгой мужской работой, которая теперь его ожидала! Оттар грёб легко; сядешь после такого, и все сразу заметят, что корабль движется медленнее. А у Хельги ко всему прочему нещадно разболелось плечо, проткнутое стрелой. После насмешек Ракни он не стал его перевязывать, вот и приключился нарыв, поселилась противная дергающая боль… как грести?
