- Дарушка, ты же умная женщина…
- Так всегда,-обиженно сказала хозяйка. Фыркнула негодующе, направилась обратно в кухню.- Секретничайте, мальчики, не буду мешать.
Тох ухмыльнулся. Дождался, пока закроются двери. Подмигнул брату и долил в кружки еще вина. Поднял, провозгласил зычно:
- Ну-с, с возвращением тебя, Вит!
- Спасибо,-кивнул Оглобля.
Сдвинули кружки, выпили. Немного помолчали и принялись за еду. Некоторое время раздавались аппетитное чавканье и сопение… Первым сдался Витар. Отвалился от стола, вытер со лба испарину. Лицо огневика раскраснелось, в глаза вернулось извечное сонное выражение. Ликантроп обглодал последнюю кость. Выдержал полагающуюся паузу, остро глянул на двоюродного брата. Отметил обгорелые места на доспехах, светлую полоску шрама под нижней губой. Почти незаметно поморщился, спросил:
- Как прошло?…
- Нормально,-вяло ответил воин.
- Ясно,-чересчур поспешно произнес оборотень. Нарочито беззаботно улыбнулся, зевнул с подвыванием.- А у нас - как обычно. Вот давеча свиноматка разродилась. Ох и намучился я! Но удачно. Пару дней назад антражские торговцы заезжали. Я немного специй задешево приобрел, соли и вина, Дарушке ткани купил… Правда, поганое полотно. Раньше тарки с юга шелк привозили. Хоть и дорогой, зараза, но бабе в радость. А баб холить и лелеять надо. Иначе врагу не пожелаешь, из душек в злых стерв превращаются. Сам знаешь, не их балуем, а свое спокойствие храним…
Зверомаг рассказывал, жестикулировал. Старался говорить бодро и весело, похохатывал, отпускал шутки. Между фразами встал, подошел к камину, взял трубку. Набил, долго ковырялся щипцами в углях. Потом нашел подходящий, раскурил. Глубоко и с наслаждением затянулся, выдохнул облако ароматного дыма. Увереннее и спокойнее стал рассказывать о мелочах, повседневных заботах. Глаза утонули в густой тени под надбровными дугами. Поблескивали клыки… и казалось, что в углу стоит древний старик, умудренный, но усталый. Оглобля наблюдал за братом. Прихлебывал вино, кивал, почесывал затылок. Становилось понятно, что большая часть слов проходит мимо ушей воина.
Со двора послышались звон металла, детские голоса. Тох осекся на полуслове, чуть не откусил мундштук трубки. Фыркнул, со злостью выбил пепел в камин. Отложил трубку от греха подальше. Сжал кулаки и тихо, с угрозой сказал:
- Выпорю сорванцов! Совсем не слушаются.
- Тох, ты чего? -спокойно поинтересовался Оглобля, зевнул.- Воины растут.
- Воины?! -рявкнул оборотень.- Ах, воины!…
Лицо зверомага побагровело, пошло пятнами. На краткий миг огневику показалось, что брат изменился. Сквозь привычные черты проявился иной лик. Грозный, свирепый, в чем-то чудовищно-гротескный. Тело «поплыло», начало обрастать тугими мускулами, меняться. Раздался сухой треск, рубашка разошлась по швам, превратилась в лохмотья. Но Тох сдержался, остановил метаморфозу. Отвернулся, уткнулся лбом в мерзлую стену. Глубоко вдохнул, привел мысли в порядок.
Уж чего- чего, а метаний или злости Тоха Витар никогда не понимал. Жил хорошо, можно сказать, богато. В Генте за боевые заслуги объявили героем, прочили в правители или полководцы. Но брат неожиданно отказался. Забрал семью, приехал к родным в глухую деревню на юге. Ударился в хозяйство и частенько уезжал на строительство укреплений. Со временем успокоился, обжился. Но порой ярился. С чего? Неясно. Дети как дети. Растут, умнеют. Скоро смогут взять клинки и встать на защиту края…
Оборотень медленно прошел к столу, сел на место. Минуты три смотрел в одну точку, о чем-то думал. Затем преувеличенно спокойно сказал:
- Не обращай внимания, Вит. Случается. Просто мне не нравится время, не нравятся порядки. Я понимаю, иначе нельзя… но душа протестует.
- А что с порядками? -осторожно пробормотал огневик, пожевав губами.- Мы сражаемся за свободу, за существование.
- Именно, что за существование,-сухо ответил оборотень.- И свобода… нет ее и никогда не было. Ни десять лет назад, когда правили торгаши. Ни сейчас, когда вроде бы все общее, но на деле ты и сам общий. И нет у тебя желаний, нет мыслей, устремлений. Одна цель - сво-бо-да! Не знаю… Людям рано или поздно надоест подобный расклад. Два-три поколения, а дальше уткнемся в глухую стену. И страшно, кем становимся, кем станут наши дети. Воинами, говоришь? Хотелось бы верить. Своих воспитываю, прививаю… фррр… рыцарские ценности. Но и так… Целая страна одних воинов? Глупо и обидно. В округе должны быть и музыканты, и художники, и дураки, в конце концов! Тогда край будет жить. Но да, порядки… Ты в Гент заходил? Знаешь, что происходит? Народ на полном серьезе молится демону. Статую поставили в центре города, спасителем величают. Чародеи изучают черную магию. Пока не в университете… сами. Но откапывают в тайниках книги, достают свитки в закрытых разделах библиотеки. И учатся убивать Мраком…
Постепенно голос зверомага становился громче, яростнее. Сквозь маску спокойствия прорывалась подсердечная злость. Глаза сверкнули желтым, из горла вырвался клокочущий рык. Оборотень грохнул кулаком по столешнице. Застыл, словно статуя. Принялся глубоко дышать, успокаиваться.
Витар неловко поскреб щеку, посмотрел на брата исподлобья. Что-то в словах зверомага зацепило, вызвало беспокойство.
- Но… если т-так,-заикаясь произнес воин,- если живем неправильно… Может, стоит изменить?! Пойти в Гент, призвать людей и поговорить…
- Без толку,-устало вздохнул оборотень, махнул рукой.- Я думаю, пытаюсь найти выход. Но натыкаюсь на глухие стены. Если продолжим бороться, со временем потеряем человеческий облик. Если сложим оружие, станем рабами. Свободные Земли спасет лишь чудо…
Несколько минут прошли в молчании. В камине весело трещал огонь, стрелял искорками. Скрипнула дверь, легкий сквозняк колыхнул пламя. Золотистый свет обрисовал фигуры братьев. Оглобля сидел, боясь пошевелиться. Затаил дыхание, непонимающе поглядывал на оборотня. Потом смущенно откашлялся, пожал плечами.
- Если что… ну ты знаешь, я с тобой. Худо-бедно, но живем. Есть что пожрать-выпить. Не голодуем, не мрем от болезней. А с остальным сладим помаленьку. Дуракам, что Тьме молятся, можно морды набить…
- Да, ты прав,-скучным голосом сказал Альен и убрал руки со столешницы. В неверном свете свечей стало заметно, что на лакированной поверхности остались глубокие борозды от когтей.- Нужно держать себя в руках. Никогда бы не подумал, что начну метаться, как Эскер. Просто… накопилось. Эск видел и чувствовал иначе, слишком болезненно воспринимал тот уклад жизни. И сгорел. Со мной происходит то же самое, но иначе. Боюсь за детей. И хочу, чтобы жили, а не существовали в перерывах между бесконечными сменами…
