Издалека донеслось повизгивание колёсиков.
— Во! — обрадовался Гиря. — Жрачку везут.
— Ты слушай, откуда, ща накормят тебя, не отплюешься! — фыркнул Чалый.
Да, скрип приближался с другой стороны. Гаор поднял голову и увидел, как мимо их камеры прошёл надзиратель, а за ним двое рабов проволокли тележку с трупом. Ошибиться он не мог: навидался. Парень с тёмным ежиком в заляпанной кровью рубашке и рваных штанах был мёртв. Камера проводила тележку заинтересованными, но не сочувственными взглядами. Гаор посмотрел на Седого.
— Да, — кивнул тот в ответ на не прозвучавший вопрос. — Забили ночью.
— Блатяги, — пренебрежительно изобразил плевок Чалый. — Рвань голозадая. Лягвы.
Лягва? Ещё одно ругательство? И Гаор не выдержал.
— А это что?
— Лягва-то? — переспросил Чалый и заржал. — Ты лягушек видел?
— Видел, — настороженно кивнул Гаор, уже жалея о вопросе и подозревая, что стал объектом розыгрыша.
— Они какие?
— Зелёные.
— А ещё?
Гаор пожал плечами.
— Бывают коричневые, в крапинку.
— А ещё?
Остальные слушали, не вмешиваясь, фыркая сдерживаемым смехом.
— Мокрые.
— А ещё?
— Холодные.
— А ещё?
— Пучеглазые.
— А ещё?
— Ну, противные.
— А ещё?
Гаор пожал плечами и честно признался.
— Не знаю.
— Гладкие они! — заржал Чалый, — понял теперь? И холодные, и мокрые, и противные. Одно им слово — лягвы!
И вокруг все заржали так же радостно и весело.
Гаор медленно кивнул. Да, теперь он понял. То, что было предметом гордости: гладкость кожи, чтоб ни волоска на теле, чтоб волосы на голове не длиннее ногтя, а ещё лучше наголо, бритьё дважды в день, даже на фронте, здесь это… Всё правильно. Тогда, когда их пятёрку вывезли из Чёрного Ущелья на смену, первое, что услышали:
— В душ марш. Как дикари обросли! Волосатики!
И они не обиделись, сами мечтали об этом больше, чем о еде. И в душе брились сначала, потом мылись и снова брились, снимая всё до волоска, и предстали перед начальством ещё в прокопчённом мятом, кое-как заштопанном обмундировании, но гладкие, как и положено… чистокровным. А здесь значит… похоже, ему даже повезло, что волосы и щетина, похоже, чистокровных здесь крепко не любят. А как же Седой?
Он посмотрел на Седого, и тот улыбнулся ему.
— Привыкай. А! Вот и везут всё-таки.
Тележка была, похоже, та же самая, но Гаор об этом не думал, стоя в очереди за пайком. Как и вчера вечером кружка с питьём и четвёртка хлеба и ещё кружок в палец толщиной чего-то напоминающего ливерную колбасу. Подражая Седому, он надорвал хлеб, выгреб и съел мякиш, засунул кружок в получившийся карман, размял, чтобы размазалось, и уже тогда съел., управившись как раз к приходу надзирателя за кружками. Паёк был, конечно, мал, но даже получше, чем на гауптвахте или в училищном карцере.
Многие, поев, улеглись досыпать. Наверху, судя по доносившимся словам и звучным щелчкам по лбу, играли в чёт-нечёт. Ну, ему, пока лоб не зажил, играть нельзя — это понятно. А чесался лоб отчаянно. Настолько, что он встал и огляделся в поисках занятия, чтобы отвлечься от зуда.
Гаор подошёл к решётке и, встав в углу, попробовал выглянуть в коридор.
— Мотри, влепят! — предупредили его.
— Не, — сразу возразил Чеграш, — слепой что ли, видел же кто седни.
— Тады да, — согласились с Чеграшом.
Чеграш подошёл и встал рядом.
— Это надзиратель? — спросил Гаор.
— Ну да, — кивнул Чеграш. — Есть тут такой. Он не вредный. Если начальства нет, петь дозволяет. Вчера слышал, не давали? Ну а при нём можно.
И вдруг, отступив на шаг, дёрнул Гаора от решётки. И только тогда он услышал приближающиеся шаги. Шли трое. Вот притихли в соседней камере. Мимо их решётки, не поглядев в их сторону, прошли трое: два лейтенанта и майор — сразу определил Гаор. Вот остановились, лязгает отпираемая дверь.
— У блатяг это, — шепнул Чеграш.
Гаор кивнул, напряжённо прислушиваясь. Всё правильно, есть труп — надо разбираться. Бьют? Не слышно. Да и не должны чины сами мараться. На гауптвахте била охрана, не выше сержантов. Говорят, но слов не разобрать. Закрывается дверь, идут обратно.
— Стандартная ситуация предполагает стандартное решение.
— Да, естественный процент, оформите списание и не тяните.
— Пока процент в рамках естественной убыли…
Смеясь и разговаривая, они проходили мимо камер, и те начинали обычный шум по мере их удаления.
Гаор почувствовал на спине чей-то взгляд, обернулся и встретился глазами со Слоном.
— Чегой там? — требовательно спросил Слон.
Будто он меня в разведку посылал — мысленно усмехнулся Гаор и ответил:
— Говорят, что процент в рамках естественной убыли.
— Это как понимать?
Гаор пожал плечами.
— Не будут метелить нас? — объяснил ему вопрос Зима.
— Не знаю, — ответил Гаор. — Майор сказал, чтоб не тянули.
— Значит, блатяг седни и отсортируют, — кивнул Слон.
— А нас? — сразу спросил самый молодой, мальчишка совсем по виду, которого все называли Мальцом.
— Им не до нас будет, — ответил Седой. — Ты, Рыжий не высовывайся так.
— Всё равно ни хрена не видно! — засмеялся Чалый.
Гаор вернулся к нарам и сел.
— А ещё клейма есть?
— Есть, — кивнул Седой. — Квадрат с волной это убийца и насильник, маньяк, и квадрат с косым крестом, пленный и изменник Родины. Но я о них только слышал, ни разу не видел. О твоём тоже… у тебя первого такой. Может, и ещё есть, но их давно не применяют.
Гаор кивнул.
— А сортировка… это что? — спросил он Седого.
— Определяют продажную категорию и цену, — спокойно ответил Седой. — И решают. На аукцион, или по заявке. Желающие приобрести раба посылают заявки, и когда поступает, — Седой усмехнулся, — соответствующий контингент, их извещают. Приезжают, смотрят, договариваются о цене и забирают.
Гаор кивнул.
— Понятно. А что смотрят?
— Здоровье в первую очередь. Ну и… перспективы использования.
— Со слов или по документам? — задумчиво спросил Гаор.
— По документам. На тебя при оформлении и регистрации заводят карточку. Номер на ошейнике. Ты обращённый, и в твоей карточке записано, и за что обращён, и чем ты до обращения занимался, всё, что ты умеешь. Как тебя можно использовать.
— Ясно, — кивнул Гаор и невольно усмехнулся, — так-таки и всё?
— По-разному, — ответно улыбнулся Седой. — Ну, блатяг, обычно, отправляют на шахты и другую тяжёлую неквалифицированную работу. Ценятся они дёшево. Иногда в палачи попадают.
— Куда? — потрясённо переспросил Гаор.
