Мне стало жутко. Чего уж тут помнить о смерти, если о ней не дают забыть. А слова Акварели, что я не доживу до июня, вообще не выходили у меня из головы. А ведь в тот день уже было одиннадцатое мая.
Я решил посетить еще одно место, кроме того, оно было совсем близко, и до него можно было добраться, не перемещаясь. Захар учил, что перемещаться нужно как можно меньше, чтобы экономить энергию, я же не делал этого из простого упрямства.
"Куда мы идем?…" - поинтересовался ветер.
– Это я иду.
"Я - это ты…"
– Нет, - я остановился, - слушай, давай расставим точки над i. Так не пойдет, я - это я, а ты - это ты. Чувствуешь разницу?
"Нет…"
– Отлично! - вспыхнул я.
"Да… Хорошо…"
Вот вредина-то! Он так меня точно с ума сведет. Я, конечно, человек общительный, но, когда с тобой говорят без остановки двадцать четыре часа в сутки, это здорово раздражает.
– Ветер, давай договоримся, - предложил я.
"Давай…" - охотно согласился он.
– Ты молчишь, когда я не спрашиваю твоего мнения, или говоришь то, что действительно важно.
"Мне не нравится эта идея…" - он плеснул мне песком и мелкой пылью в лицо, выражая возмущение.
– Зато мне нравится, - отрезал я.
"Ты не понимаешь…" - в который раз уже повторил ветер и вроде бы затих.
Я вздохнул с облегчением, хватит с меня этих разговорчивых, и так я слышу всех животных и насекомых на улице, вечно болтающего ветра мне не вынести.
Я поднялся по каменной насыпи и перешел железнодорожные пути. Почему магия привнесла такие изменения в мою жизнь? Почему я уже целых пять лет не могу с ними справиться? Наверное, я просто очень слабый человек, тюфяк, короче говоря, и все вертят мной, кто как хочет.
Только один человек никогда не использовал меня и не пытался заставить делать то, что мне не по душе, только один всегда мог помочь и ни за что бы не бросил.
Именно к нему я и пришел.
Да, он бы не бросил, это я его подставил…
Кладбище было пусто - рабочий день как никак. Я прошел между неровными рядами могил и остановился у одной из них, на памятнике которой было выбито: "Бардаков Александр Сергеевич".
– Привет, дружище, - как всегда поздоровался я. К сожалению, он ответить мне не мог. Что бы я там не говорил всем, что все у меня в порядке, чувство вины не оставляло меня ни на минуту. Ну, чего, спрашивается, я тогда взбесился, когда Стас упомянул имя Сашки, заявив при этом, что истинной дружбы не бывает?
Я пробыл на кладбище не меньше часа. В последнее время я редко здесь бывал, но оставался надолго. Некоторые люди говорят, что боятся находиться на кладбище в одиночестве, но это точно не про меня. По-моему, бояться надо вовсе не мертвых, а живых.
За этот час я многое высказал. Ветер, слава богу, молчал, будто его и нет. Общение с Сашкой, пусть, по сути, я и разговаривал вам с собой, мне всегда помогало, я начинал лучше понимать мир. А сегодня, когда я перемещался с кладбища, я чувствовал себя так же скверно и по-прежнему ничего не понимал.
Иногда чем больше хорошего ты делаешь, тем хуже тебе это откликается. Может, некоторым людям просто не стоит делать добра?
Я переместился за несколько дворов от своего дома, чтобы хотя бы ради исключения войти в квартиру как положено - через подъезд, а то соседи скоро заподозрят, что со мной что-то не так, и без того на моем счету много странностей.
Что что-то произошло, я понял сразу: выла сирена, а над домами плыло черное облако дыма. У меня аж сердце ушло в пятки. Вы не подумайте, не такой я и паникер. Но если большинство людей, увидев пожар в своем доме, перепугаются, но потом с облегчением узнают, что несчастье вовсе не у них, то со мной такого не бывает.
И, едва переместившись, я понял, что горит именно моя квартира.
"Ученик…" - не умолчал догадливый ветер.
Но это я уже и сам сообразил. Ну, Стасик, я из тебя душу вытрясу. Если с тобой, конечно, все в порядке.
Я пронесся между дворами и выскочил в свой двор. Толпы собралось немерено, пожарные заливали пеной… да-да, именно четвертый этаж.
– Ветров, - заметил меня кто-то.
– Ветров, - эхом повторил другой.
– Вон он, хозяин.
Люди расступились. О да, Стас не пострадал, только вывозился в саже. Но кто стоял с ним рядом! У меня появилось дикое желание утопить мальчишку в пене, которой тушили несчастную квартиру, потому что рядом стояла журналистка с микрофоном, а рядом с ней оператор с камерой.
– Газовый баллон, - неловко оправдывался Стас, - несчастный случай…
Идиот он сам несчастный, а случай тут ни при чем. Думал бы хотя бы что врать, ведь легко установить, что в квартире не было газа.
– Денис! - похоже, Стас впервые был по-настоящему рад меня видеть. И, наверное, первый раз назвал меня по имени, а не "мастер-учитель" или еще как-нибудь в этом духе.
– Вы хозяин квартиры? - обратилась ко мне журналистка, и камеру тут же перевели на меня. Ну, Стасик, ты мне за это заплатишь! - Представьтесь, пожалуйста.
– Денис Ветров, - вынужденно назвался я.
Журналистка прищурилась:
– Случайно не тот знаменитый доктор, который отверг приглашение в престижную клинику в Германии ради Владивостока? - с любопытством спросила она
– Он, он, - пробормотала одна из соседок по двору, но я невозмутимо ответил:
– Нет, это мой полный тезка.
Журналистка недоверчиво прищурилась, но приставать не стала.
– Скажите, пожалуйста, - продолжила она свою работу, - а кем вам приходится этот молодой человек?
Меня так и подмывало сказать, что никем, и я впервые его вижу. Но так поступать было нельзя. А что сказать? Брат? Дальний родственник?
– Да какая, собственно, разница? - не придумав ничего правдоподобного, я пошел в наступление. - Лучше скажите, из-за его действий кто-нибудь пострадал?
– Насколько нам известно, нет. Пожарные с честью выполняют свой долг и почти закончили.
Я повернулся к Стасу:
– Где Пурген? - о домовом и холодильном я не волновался, они-то ходы знают.
– Пурген? - заинтересовалась журналистка.
– Мой кот, - пояснил я. - Так где он?
– Не знаю, - Стас только пожал плечами.
Я протянул руку и так "ласково" потянул его за воротник, что треснули нитки.
– Если с ним что-то случилось, можешь писать завещание, - предупредил я.
Камеру, наконец-то, направили на огонь, вырывающийся из окна и никак не желающий тухнуть.
Я же незаметно переплел пальцы и прошептал заклинание Усмирения огня. Если бы Стас не ленился, то тоже уже мог бы его знать.
– Три квартиры пострадало, - сказал кто-то рядом со мной.
Я обернулся. Ага, к бабе Клаве вернулось ее знаменитое красноречие, а заодно и ехидство. Однако быстро же мы все забываем.
