– Ты встанешь на колени? – поинтересовалась Садда из-под вуали.
– Нет.
Она повернулась к черным.
– Покажите-ка, что с ним будет, если он ослушается приказа.
Один из чернокожих гигантов стянул набедренную повязку. Увы, она скрывала немногое! Впервые в жизни Ричард увидел настоящего евнуха и, надо сказать, это зрелище ему не понравилось
– Смотри, чтобы он не истек кровью, – заволновался Кхад, ворочаясь в кресле.
– Ничего, мы его вылечим, – Садда щелкнула пальцами, и третий великан притащил небольшую жаровню, на пылающих углях которой рдел раскаленный железный прут.
Холодный пот застилал Блейду глаза, тошнота подкатывала к горлу, слюна казалось соленой и горькой на вкус. Он умел спокойно смотреть в лицо смерти, но выдержать такое…
И все же инстинкт подсказывал ему, что Садда блефует и надо держаться до конца. Если он изъявит покорность, его судьба будет еще ужаснее. Надо держаться, держаться, держаться…
– Я не буду кланяться тебе.
Садда махнула рукой, и стражники моментально скрутили Блейда. Один из евнухов сорвал с него штаны и заботливо уложил пенис в желобок, другой занес сверкающий нож.
Блейд рванулся вперед, его выкрученные руки отозвались мучительной болью. Он не должен сдаваться! Еще минута – поле боя будет за ним.
– Ты встанешь на колени? – почти шепотом спросила Садда.
– Нет! – каким то образом слова все еще исторгались из его пересохшего горла.
Садда взмахнула рукой, и сознание покинуло Ричарда Блейда.
Всю первую неделю своего пребывания в деревянной клетке, где содержали рабов, Блейд по три раза в день с радостью убеждался, что его мужское естество не пострадало. Спор с Саддой завершился ее поражением – в последний момент она приказала чернокожим прекратить экзекуцию и вытащить обеспамятевшего пленника из шатра. Теперь, время от времени поглаживая гульфик своих кожаных штанов, Блейд с энтузиазмом ощущал, что первый раунд окончился без потерь. Садда частенько наведывалась взглянуть на упрямца, но делала это всегда издали. Вдоволь налюбовавшись на свое новое приобретение, она пришпоривала коня и галопом мчалась прочь. Блейд обычно притворялся, что не замечает ее.
Телега с его клеткой стояла поодаль от обиталищ других рабов, в покрытой черным песком ложбине, совсем рядом с каменистым холмом, на вершине которого он очнулся месяц назад. Прутья клетки, несмотря на хлипкий вид, оказались очень прочными; правда, не настолько, чтобы Блейд не мог их выломать. Однако днем его телега была видна как на ладони, а ночью его стерегли шестеро вооруженных до зубов всадников. Все, что ему оставалось – сидеть на месте и любым способом убивать время.
Садда пока явно не спешила познакомится с ним поближе. Гном Морфо тоже не заглядывал. Зато каждый день у клетки собирались толпы монгов, чтобы, потыкать в него палками да позубоскалить на его счет. Какое-то время Блейд терпеливо сносил и тычки, и насмешки, но однажды один неосторожный умник разозлил его не на шутку. Разведчик выдернул палку у него из рук и хорошенького огрел его насмешника по голове. Завопив от боли, монг юркнул в толпу, и минуту спустя все уже злословили на его счет. С тех пор монги стали относиться к Блейду с опасливым уважением и без особой нужды не подходили к клетке ближе, чем на пять ярдов.
Дважды в день его кормили. Обычно трапеза состояла из краюхи черного хлеба, куска жареной конины и большого кувшина с весьма распространенным здесь пойлом, называющимся бросс. Бросс приготавливали из смеси лошадиной крови и молока с добавлением разных степных трав. Сначала Блейд никак не мог привыкнуть к его запаху и вкусу, но потом притерпелся и даже стал отдавать должное этому немудреному напитку, потребляя его в гигантских количествах.
Каждое утро монги вновь начинали, атаку стены, и каждый вечер вновь возвращались ни с чем. Огромная пушка, Дракон Небесного Грома, по-прежнему палила, вселяя благоговейный ужас в толпы варваров, колоссальный нефритовый шар все так же со свистом проносился над головами нападающих и разбивался вдребезги о груды валунов, не причиняя монгам ни малейшего вреда. Блейд надеялся, что воины Ката произведут ночную вылазку и отобьют его телегу, но потом решил, что Лали, видимо, не может склонить своих полководцев на столь рискованный маневр. Он с удивлением замечал, чти все меньше и меньше вспоминает о маленькой императрице; его уже не особенно волновало, пустит она кого-нибудь в свою постель или сохранит ему верность.
Растум тоже иногда подъезжал к его телеге, чтобы перекинуться парой слов со стражей, но никогда не заговаривал с пленником, лишь время от времени бросая на него косые взгляды.
Отсидев неделю, Блейд начал беспокоиться и строить всевозможные планы побега, какими бы фантастическими они не казались. Обитая под открытым небом, он успел зарасти грязью с ног до головы, его, раньше ухоженная борода свисала неопрятными клочьями. Охапка соломы, которую никто не удосуживался менять, после нескольких сильных ливней превратилась в сырое холодное месиво. Ночами Блейд расшатывал прутья клетки, стараясь не привлекать внимания охраны; это было весьма трудной задачей, так как стражники ему попались на редкость глазастые.
В редкие дни, когда монги не штурмовали стену, они, выехав на открытое поле перед клеткой Блейда, по двенадцать часов занимались однообразной муштрой, то двигаясь плотной колонной, то, по сигналу трубы, мгновенно перестраивая ряды. Все маневры выполнялись с идеальной точностью. Блейд рассудил, что в открытой стычке солдаты Ката не имеют никаких шансов справиться с такой армией. Монгов задержала только неприступная стена, под которой Кхад Тамбур положил уже не одну тысячу своих всадников.
Интересно, неужели Кхад никогда не пытался обойти стену? Должна же она где-то кончаться! Или гигантское орудие настолько соблазняет его, что владыка монгов, словно ребенок за игрушкой, лезет на стену именно в этом месте?
Блейд также наблюдал за развлечениями монгов. Они очень любили состязания; например, мчась на полном скаку, старались попасть копьем в небольшое, крутившееся на веревке колечко. И, надо заметить, промахивались лишь немногие. Неудачников прогоняли сквозь строй, и каждый мог бить их и пинать ногами; видимо, это служило дополнительной забавой.
Наконец, на девятый день, Растум спешился у его клетки. Один из двух сопровождавших его воинов держал в руках квадратный деревянный ошейник. Блейд, скривившись, глянул на щеголеватого воеводу и вновь задал себе вопрос о его национальной принадлежности.
Растум уловил его неприязненный взгляд и усмехнулся в бороду:
