Места там более гористые, чем в Южном Уэльсе, но мне они показались не столько красивыми, сколько угрожающими. Быть может, летом земли вдоль устья становятся зелеными и приветливыми, но зимой, когда я был там впервые, горы вздымались над городом подобно грозовым тучам, и склоны были серыми, покрытыми голыми, шумящими на ветру лесами, а каменистые вершины синели, увенчанные снежными шапками. И дальше, и выше всех вершин вздымалась огромная туманная громада Моэл-и-Виддфы, которую саксы зовут теперь Снежной горой, или Сноудоном, — высочайшей горы Британии, домом богов.
Вортигерн, не боясь призраков, поселился в Максеновой башне. Его армия — в те дни при нем всегда было не меньше тысячи воинов — стояла в крепости. Знатные люди из отряда моего деда тоже жили в башне, а прочая свита (в которой находился и я) была расквартирована в удобном, хотя и несколько холодном помещении близ западных ворот крепости. Нас принимали с почетом: помимо того, что Вортигерн был дальним родичем деда, похоже было, что верховный король и впрямь, по выражению Кердика, «набирал подмогу». Это был крупный смуглый человек с широким мясистым лицом и черными волосами, жесткими и колючими, как щетина вепря, в которых уже пробивалась седина. Тыльная сторона его ладоней тоже была покрыта черными волосами, и даже из ноздрей торчали черные волоски. Королевы при нем не было; Кердик шепнул мне, что Вортигерн не осмелился привезти ее сюда, потому что саксов тут не любят. Я ответил, что его-то тут принимают неплохо, но это оттого, что он давно забыл саксонский и сделался добрым валлийцем. Кердик рассмеялся и дал мне легкую затрещину. Думаю, не моя вина в том, что я никогда не умел держаться по-королевски…
Дни проходили просто. По большей части день все проводили на охоте, а к сумеркам возвращались к огню, ели, пили, потом короли и их советники принимались беседовать, а их свиты играть в карты и кости, лапать девок, ссориться — короче, развлекаться.
Я никогда прежде не бывал на охоте; подобные развлечения мне от природы чужды, к тому же приходилось целый день скакать в шумной толпе, а мне это не нравилось. Кроме того, это было опасно: в предгорьях водилось множество дичи, и охотники гонялись за ней сломя голову. Но я не видел другого способа посмотреть эти места, и к тому же мне нужно было понять, зачем Галапас настаивал, чтобы я поехал в Сегонтиум. Поэтому я ездил на охоту каждый день. Несколько раз я падал, но отделывался синяками, и мне удалось не привлечь к себе внимания сколько-нибудь важных лиц. Но я не нашел того, что искал: я ничего не видел и ничего особенного не случилось — разве что я лучше стал ездить верхом и Астер сделался послушнее.
На восьмой день мы отправились в обратный путь, и сам верховный король с эскортом в сотню человек выехал нас проводить.
Поначалу дорога шла лесистым ущельем, на дне которого текла глубокая и быстрая река, и всадникам приходилось ехать поодиночке или по двое по узкой тропе меж утесом и рекой. Такому большому отряду ничто не угрожало, поэтому мы ехали спокойно. Ущелье звенело от цокота копыт, звона удил и людских голосов. Временами сверху доносилось карканье: над утесами кружили следящие за нами вороны. Некоторые говорят, что эти птицы слетаются на шум битвы, но это неправда: я видел, как они на протяжении миль следуют за вооруженными отрядами в ожидании боя.
Но в тот день мы ехали спокойно и к полудню прибыли на место, где король должен был расстаться с нами и повернуть назад. Здесь сливались две реки и ущелье выходило в более широкую долину. По обе стороны долины высились угрюмые заснеженные утесы, и большая река текла на юг, бурая и разбухшая от талой воды. Возле устья был брод, и на юг от него шла хорошая, сухая дорога, которая ведет напрямик через горы к Томен-и-Муру.
Мы остановились к северу от брода. Предводители свернули в укромную ложбину, окруженную с трех сторон склонами, густо поросшими лесом. Голые заросли ольхи и густые тростники показывали, что летом эта ложбина, должно быть, превращается в болото; но в тот декабрьский день земля замерзла, а ложбина была защищена от ветра и солнце пригревало. Отряд остановился поесть и отдохнуть. Короли уселись поодаль, беседуя. Рядом с ними расположилась часть свиты. Я заметил, что Диниас там тоже был. Я же, как обычно, не оказался ни среди избранных, ни в числе воинов, ни даже слуг. Я отдал Астера Кердику и ушел в сторону, поднявшись меж деревьями к заросшей лощинке, где можно было посидеть одному, так, чтобы никто тебя не видел. Я прислонился спиной к нагретой солнцем скале. Из-за нее приглушенно доносились позвякивание уздечек пасущихся коней, голоса людей, временами — взрыв хохота, потом паузы, перемежающиеся бормотанием, — это люди вытащили кости, чтобы скоротать время, пока короли прощаются. В холодном небе надо мной кружил коршун, его крылья отливали медью на солнце. Мне вспомнился Галапас, вспышка света в бронзовом зеркале… Зачем я все-таки сюда поехал?
Голос короля Вортигерна внезапно произнес прямо у меня за спиной:
— Сюда. Скажи мне, что ты думаешь…
Я испуганно обернулся, не сразу поняв, что король и тот, с кем он говорит, находятся по другую сторону скалы, за которой я укрылся.
— Говорят, на пять миль во все стороны…
Голос верховного короля сделался глуше — он отвернулся. Я услышал хруст инея и шорох сухой листвы под ногами, потом скрежет подбитых гвоздями сапог по камню. Они удалялись. Я осторожно встал и выглянул из-за скалы. Вортигерн и мой дед уходили в лес вдвоем, погруженные в беседу.
Помнится, я заколебался. Ну что такого они могут сказать, что уже не было сказано в уединении Максеновой башни? Я не мог поверить, что Галапас отправил меня сюда лишь затем, чтобы подслушивать их беседы. Но зачем же еще? Быть может, бог, на чью тропу я встал, именно за этим послал меня сюда сегодня одного… Я неохотно повернулся, собираясь последовать за ними.
Однако не успел я сделать и шага, как меня схватили за локоть — не сказать, чтобы очень бережно.
— Куда это тебя несет, а? — вполголоса осведомился Кердик.
Я яростно стряхнул его руку.
— Чтоб тебе провалиться, Кердик! У меня душа в пятки ушла! Какое твое дело, куда меня несет?
— Я здесь затем, чтобы присматривать за тобой, не забывай!
— Ты здесь только потому, что я взял тебя с собой! И никто тебя за мной присматривать не просит. Или все-таки просит? А? — Я пристально посмотрел на него. — Ты следил за мной?
Он усмехнулся.
— Делать мне нечего! А что, надо было?
Но я настаивал:
— Тебе велели следить за мной?
— Нет. Но ты что, не видел, кто туда пошел? Это были Вортигерн и твой дед. Ты собирался увязаться за ними? Я бы на твоем месте хорошенько подумал.