Нахалов учить надо. Вскочил я, издал боевой клич. В ответ конкурент заорал премерзостно. Хвостом себя по бокам хлещет. Но я же вижу: трусит рыжий перед мэйн-куном и удрать готов, только не с позором. Ну так и быть, поори, но, чур, недолго!
Краем глаза вижу: двуногие зашевелились, заерзали азартно на табуреточниках. Табуреточник – это что-то местное, живое. Выглядит как массивная табуретка, умеет лениво передвигаться, перебирая толстыми гнутыми ногами, но больше стоит в неподвижности, а когда двуногий садится на него – принимает форму, удобную седалищу. В местных гостиницах ни стульев, ни кресел отродясь не водилось. Зачем они, если на планете водятся табуреточники?!
У двуногих плебейское развлечение – поглазеть, как два высших существа будут выяснять отношения. Портье недоволен, но на него рукой махнули. Подначки с трибун пошли:
– Эй, тигровый, в челюсть его!
– Не робей, рыжий, встречай прямым справа! Дави верзилу!
– За ухо его куси!
– Ставлю три к одному на тигрового!
– Еще чего! Ставь пять к одному, тогда подумаю.
– В угол зажимай! Эй, секунданты рыжего, приготовьте полотенце! Кажется, это называется у них чувством юмора. Двуногие вообще склонны задирать нос, но своим чувством юмора они особенно гордятся. Было бы чем. К тому же выставлять напоказ свои сильные стороны – вообще глупость. Серьезного врага этим не испугаешь. Да и юмор у них глупый, одно слово – человеческий. Тоже мне, сильная сторона!
Я медленно иду на рыжего. Тот орет, испугать меня думает. Не на такого напал. Двуногие ликуют, предвкушая зрелище.
И вдруг… шуточки и хохот как отрезало, повисли в воздухе проклятья. Это все табуреточники, сколько их было в гостиничном холле, одновременно и не очень-то вежливо стряхнули с себя двуногих и потянулись к выходу. Из людей кто вскрикнул от неожиданности, растянувшись на полу, кто ругается, кто пытается словить убегающего табуреточника, а кто, ничегошеньки не поняв, кричит о землетрясении. Портье призывает к спокойствию, да где там.
Рыжий под шумок удрал. Кинулся я было догнать его и устроить нахалу трепку, но притормозил. Самому любопытно стало. Слыхал краем уха, что такое здесь иногда случается, но сам не видел. Двинулся я за табуреточниками. А они знай себе идут сквозь мембранную дверь, вытянувшись в колонну, а за дверью разбредаются кто куда. И ведь чую: довольны табуреточники жизнью в крайней степени!
Как чую? Вам этого не понять, если вы не кот. Собака еще могла бы понять, они худо-бедно ощущают настроение двуногих. Ну и всяких прочих тоже. С котами им, конечно, не сравниться, куда им, рабам наших рабов.
Увязался я на улице за одним табуреточником и даже о рыжем конкуренте забыл. Идет табуреточник, ногами переступает. По тротуару идет, под механические повозки не лезет. Как я и думал, двинулся он к городским задворкам, но, конечно, не в сторону астровокзала, а поближе к дикой природе. А навстречу ему – глядь! – сразу несколько табуреточников. И откуда только взялись? Вовсю поспешают. Притормозили возле моего, молча посовещались о чем-то – и чуть ли не галопом к гостинице! В дверь ломятся. Мембранная дверь с них пыль счищает, так что портье даже не шевелится – знает, что новые сидячие места в протирке не нуждаются. А по какой причине произошла замена «мебели» – то портье не интересует. Мол, так и надо. Дурак.
Подошел я тогда к табуреточнику, понюхал его, вибриссами потрогал да и потерся о его ножку, устанавливая контакт. Мысли его уловил и все понял. Не мы одни используем двуногих, в то время как те уверены, что это они используют нас. Табуреточники поступают так же, только их не миска с кормом интересует, а эмоции двуногих. Уважаю! Не конкуренты они нам, коли жаждут от двуногих того, в чем мы не нуждаемся. Подпитается табуреточник эмоциями какого-нибудь туриста, присевшего на него отдохнуть, насытится да и пойдет себе усваивать корм, телепатически дав понять собратьям: занимайте, мол, мое место. А некоторых из них двуногие увозят на другие планеты, чтобы и там было на чем посидеть, так что табуреточники мало-помалу распространяются по Вселенной. Совсем как мы.
«Привет, сиденье», – невербально сообщаю я табуреткоподобному собрату, и он отвечает мне:
«Привет, хвостатый. Спасибо тебе».
Я сразу понял, за что спасибо. Ну какие могут быть эмоции у двуногих, ожидающих чего-то в холле? Ленивые, вялые. Никакой питательности для представителей местной цивилизации ходячих табуреток. То ли дело буря эмоций под шоу, которое устроили мы с рыжим! Это же для табуреточников истинный пир, деликатесы в огромном количестве!
Ну и пожалуйста. Один раз не жалко.
«Как насчет регулярных выступлений?» – деловито интересуется табуреточник, уловив мои мысли.
«Рассмотрим, – отвечаю я тактично, но уклончиво. – Вообще-то мой народ уважает регулярность только в еде и сексе».
«Согласен и на нерегулярные, – телепатирует он. – Размер и форму оплаты обговорим позже».
И побрел себе в свою сторону, пошатываясь от сытости, а я побрел в свою.
Нахлынула было досада – и прошла. Ну в самом деле, неужели мы, кошачьи, одни такие? Другим вот тоже хватило разума воспользоваться двуногими. И знаете, я уверен, что нам с табуреточниками хватит ума поделить взимаемую с двуногих пользу к обоюдному удовольствию. И даже многократно преумножить ее, как водится у всех разумных. Но это потом. Сейчас главное то, что мы нашли и поняли друг друга.
А двуногие пусть себе ищут братьев по разуму, почем зря бороздя галактические просторы. Вряд ли они когда-нибудь найдут братьев по такому, с позволения сказать, разуму, какой у них.
Да им, по-моему, и не надо.
ЧАРЛИ РОЗЕНКРАНЦ
УГРОЗА ГАЛАКТИКЕ
Одним прекрасным апрельским утром «Боинг-757», летевший из Лас-Вегаса, заходил на посадку в международном аэропорту Хьюстона, когда часть днища дезинтегрировалась. Из-за ударной волны и исчезновения части корпуса контакт с беспощадной поверхностью Земли получился преждевременным, почти у самой взлетной полосы.
Тремя милями южнее местный житель, который только что закончил кашлять на своего начальника в сотовый телефон, изображая грипп, ехал вместе с двумя приятелями и своей собакой Спартаком на ралли, когда его внедорожник испарился. Спереди остался только радиатор и все, что было после него. Сзади выжили одно большое колесо и половина детали из сверкающего красного металла и искрящегося хрома, ну и треть бензобака. Произошло извержение бензина, которое подожгло парикмахерскую и воспламенило улыбающуюся картонную фигуру мэра, претендовавшего на переизбрание.
К северу от этого места бродячий цирк, который в тот момент стоял на месте, лишился одного из своих трейлеров, когда сферическая область пространства диаметром в восемь футов волшебным образом исчезла. Оставшиеся концы трейлера разнесло в разные стороны, в результате чего была уничтожена парочка цирковых шатров, но в этом случае возгорания не случилось.
