Лизаэр молча кивнул.
— Велите Сканту утроить число дозорных. И еще. Когда прибудут повозки с провиантом, обязательно проверьте сухари и сыр на моих ищейках. Хватит с нас жертв.
— Пескиль, вы даже на койке не хотите сбросить груз своих забот, — с надменной укоризной произнес Лизаэр. — Они подождут. Думаю, вам будет гораздо интереснее взглянуть вот на это.
Принц нагнулся и вложил в сухую горячую ладонь Пескиля какой-то предмет.
— Наконечник стрелы, которую лекарь извлек из вашей раны.
— Вижу.
Острые, как бритва, грани были испещрены зазубринами. Чувствовалось, наконечник прочно застрял в ране, и лекарь немало попотел, пока сумел его оттуда извлечь. Поверхность граней не была ровной; на ней чернели выцарапанные надписи.
— Мне не прочитать написанное. Все расплывается,- сердито бросил Пескиль. — Просил же лекаря, чтобы не глушил меня снотворным.
— Боюсь, без вашего усыпления лекарь не смог бы извлечь этот «гостинец», — осторожно возразил Лизаэр. — Ему нужно было сосредоточиться, а вы даже во сне громко стонали. Лекарю пришлось разрезать вам половину шеи. Это счастье, что у вас под кольчугой была надета шелковая рубаха, иначе кусочки металла так и остались бы внутри.
Снотворное подействовало на зрение, однако ум Пескиля оставался ясным. Он сразу понял то, чего не знал или о чем не хотел говорить ему Лизаэр. Ни прижигание, ни мазь не остановили внутреннего кровотечения, о котором свидетельствовал жар во всем теле. Это конец. Не мгновенный, но конец.
— Хотите знать, что написано на гранях? — спросил Лизаэр.
— Могу догадаться, — ответил Пескиль, торопливо возвращая ему кусочек металла.
— На первой грани выведено: «От сына графа северных земель».
— Джирет Валерьент. Так я и думал.
Пескиль закрыл глаза. Его желтоватое лицо побледнело, приобретя оттенок слоновой кости. Руки, лежащие поверх одеяла, стали похожими на куски сморщенного пергамента.
— Что там дальше?
— На следующей грани написано: «За мою мать и четверых сестер». Потом: «За всех невинных жертв, злодейски убитых на берегах Талькворина».
Лизаэр замолчал. Холодные синие глаза принца внимательно следили за раненым офицером, а руки приготовились сдержать его в приступе бешенства. Но у Пескиля уже не было сил на подобные выплески. Стиснув зубы и преодолевая боль в затылке, итарранский командир сказал:
— На последней грани должно быть написано мое имя. Вам еще не доводилось видеть клановую стрелу возмездия? Убереги вас Эт от встречи с ней, принц. Редкие счастливчики остаются в живых.
Неловкое молчание принца лишний раз подтверждало мрачные предчувствия Пескиля: рана смертельна, и бесполезно надеяться на чудо. Лизаэр это тоже знает.
— Еще один варварский обычай, — сказал принц, стремясь, чтобы его голос звучал как можно беспечнее.
В другое время Пескиль рассмеялся бы. Но кровоточащая рана не располагала к смеху.
— Ошибаетесь, ваше высочество. Кланы лишь заимствовали этот обычай. Во времена мятежей в Хэвише горожане убили короля мечом, написав на оружии его родословную.
Положение умирающего освобождало Пескиля от излишних приличий, и он язвительно прибавил:
— Вам ли этого не знать принц? Ведь ваш меч специально выкован для убийства мага-злодея!
Ответа Пескиль уже не слышал. Он опять погружался в забытье. Мысли превратились в тонкую огненную ниточку, вившуюся в ночной тьме и уходившую прямо в пустоту. На раненого навалилась чудовищная усталость. Стало холодно. Очень хотелось пить. Темнота нашептывала ему, уговаривая оборвать эту ниточку.
Но командир пока не мог погрузиться в небытие. Сегодняшний выстрел доказал: Стейвен Валерьент, его давнишний противник, сумел воспитать достойную замену. Собрав последние силы, Пескиль вынырнул из мрака. Преодолевая неослабевающую боль, он сказал:
— Лизаэр Илессидский, позовите сюда своего писца. Потянулись тягостные минуты ожидания. Главное — не упустить нить сознания. Вокруг койки двигались какие-то тени. Пескиль слышал чей-то голос; слов он не разбирал, но тон голоса был взволнованным и требовательным. Потом ему к губам поднесли кружку холодной воды, добавив туда какого-то снадобья.
Пескиль жадно глотал воду.
— Писец здесь? — вдруг спохватился он. — Пусть приготовится записывать.
— Он здесь, — ответил голос Лизаэра. Принц находился совсем рядом. — Он вас слушает. Говорите. Все будет записано слово в слово.
У сурового командира головорезов не было ни семьи, ни любимой женщины. Предсмертное послание предназначалось Лизаэру, Дигану и остальным офицерам. Голова Пескиля металась по подушке. Последние остатки сил и воли он употребил на памятную записку.
— Пиши… Дальнейшие потери армии на пути к Верпонту недопустимы. У Джирета и его соратников-варваров не должно остаться ни малейшей возможности для нанесения внезапных ударов. Для этого необходимо…
Пескиль, который всю жизнь презирал почести, даже не догадывался, какой привилегии он удостоился на смертном одре. Лизаэр Илессидский сам записывал его наставления. Пескиль этого не видел. Перед глазами висела темная пелена. Слова доставались ему все труднее. Прежней была лишь его неистовая решимость и верность долгу. Всю жизнь он отдал войне против варварских кланов. Слова эти не были преувеличением. Пескиль продолжал сражаться до тех пор, пока Колесо Дейлиона не перенесло его по другую сторону завесы.
Никто уже не узнает, боялся ли итарранский командир встречи с Дейлионом. Одно можно сказать: угрызений совести Пескиль не испытывал. Он не был жестоким человеком, но война есть война. Враги, которых ты не сумел добить, рано или поздно добьют тебя. Джирет Рыжебородый — лучшее тому доказательство.
Лизаэр отложил перо и пергамент и закрыл Пескилю потухшие глаза. Потом осторожно прикрыл одеялом с королевским гербом тело неутомимого командира.
Гибель известного итарранца всколыхнула и неожиданным образом сплотила армию, которую главнокомандующий Диган упрямо вел дальше. Лизаэр поклялся, что отряды доберутся до Перлорна без потерь, и это станет лучшим памятником Пескилю. Он убедил каждого гарнизонного командира взять себе в помощники опытного авенорского офицера.
— Пескиль сумел передать моим людям весь свой многолетний опыт, — говорил принц. — Даже умирая, он думал о том, как не допустить новых потерь. Из уважения к памяти Пескиля, не противьтесь моему предложению.
Лизаэру не пришлось особо уговаривать командиров. Гибель Пескиля прекратила мелочное соперничество между ними. Если пару дней назад они ворчали, что сыты по горло колкими и язвительными замечаниями главного головореза, теперь командиры поняли, насколько им не хватает его опыта. Как и Пескиль, авенорские офицеры дело свое знали, и благодаря их влиянию скопление отрядов и повозок начало превращаться в боеспособную армию.
