Эрагон положил ягоду черники точно в центр подноса и сказал спокойно, но твердо:
— Но, как мне представляется, ты мне еще очень о многом не рассказывал.
Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом ветвей, журчанием ручейка и цоканьем белок.
«Если у тебя есть какой-то повод для недовольства, Эрагон, — вмешался Глаэдр, — то лучше выскажи это открыто, а не носись со своей сбидой, точно со старой, засохшей костью».
Сапфира переменила позу, и Эрагону даже послышалось, что она заворчала. Он оглянулся на нее и, очень стараясь держать себя в руках, спросил:
— Когда я был здесь в последний раз, вы уже знали, кто в действительности мой отец?
— Да, знали, — кивнул Оромис.
— И вы знали, что Муртаг — мой брат?
Оромис снова кивнул:
— Да, однако…
— Но почему вы мне этого не сказали? — воскликнул Эрагон и так резко вскочил, что даже опрокинул стул. Давая выход раздражению, он ударил себя кулаком по бедру и отошел от них на несколько шагов, не сводя глаз с темной лесной чащи. Впрочем, он быстро вернулся к столу, но снова вскипел, увидев, как спокойно реагирует Оромис на все его выходки. — Неужели вы даже не собирались мне об этом сказать? Вы что же, решили держать мое происхождение в тайне, опасаясь, что это может отвлечь меня от занятий? Или боялись, что я стану таким же, как мой отец? — Тут его осенила еще более неприятная идея. — А может, вы не считали это чем-то достойным упоминания? Интересно, а Бром знал об этом? Или он потому и выбрал Карвахолл в качестве укрытия, потому что там жил я, сын его врага? Неужели вы надеетесь, что я поверю, будто это простая случайность — то, что мы с ним оказались в одном месте. Ведь наша ферма находилась всего в нескольких милях от Карвахолла. А может, вы станете доказывать мне, что и Арья совершенно случайно отправила яйцо Сапфиры в Спайн, поближе ко мне?
— То, что сделала Арья, и впрямь произошло случайно, — подтвердил Оромис. — Она тогда о твоем существовании и не знала.
Эрагон ухватился за рукоять подаренного гномами меча. Он был весь напряжен, как натянутая струна, когда гневно бросил в лицо Оромису:
— Когда Бром впервые увидел Сапфиру, он, помнится, что-то пробормотал себе под нос: дескать, он не уверен, что это — фарс или трагедия. В то время мне показалось, что он имеет в виду превращение простого крестьянского парня во Всадника, что, видимо, случилось впервые за много лет. Однако он имел в виду нечто совсем другое, не так ли? Он задавался вопросом: фарс или трагедия то, что именно младшему сыну Морзана предстоит носить плащ Всадника! Именно поэтому вы с Бромом так тщательно меня готовили к этой роли, делали из меня всего лишь орудие против Гальбаторикса, с помощью которого хотели искупить зверства моего отца? Неужели это все, чего вы от меня хотели? Неужели вы хотели, чтобы я просто уравновесил чаши весов в этой борьбе? — И, не давая Оромису возразить, Эрагон выругался и продолжил: — Вся моя жизнь — это сплошная ложь! С рождения я никому не был нужен, кроме Сапфиры: ни собственной матери, ни Гэрроу, ни тетке Мэриэн, ни даже Брому. Бром заинтересовался мною только из-за Морзана и Сапфиры. Я всегда был для всех только помехой. Но что бы вы обо мне ни думали, я не такой, как мой отец. И не такой, как мой брат. Я не желаю следовать их путем. — Упершись ладонями в край стола, Эрагон наклонился вперед. — И я не собираюсь предавать Гальбаториксу ни эльфов, ни гномов, ни варденов, если именно это вас так беспокоит. Я буду делать то, что и должен делать, но с нынешнего момента я вам больше не верю! Да, вы утратили мое доверие, и я не…
Земля и воздух дрогнули — это из пасти Глаэдра вырвалось густое рычание, и он приподнял верхнюю губу, обнажив весь набор своих великолепных клыков.
«У тебя куда больше оснований верить именно нам, а не кому-то там еще, — проворчал он, и голос старого дракона громом отзвучал в ушах Эрагона. — Если бы не наши усилия, ты бы давно уже был мертв».
Тут, к огромному удивлению Эрагона, в разговор вступила Сапфира, обратившись к Оромису и Глаэдру с предложением:
«Вот вы ему все и расскажите!»
И Эрагона потрясло то, сколько страдания было при этом в ее душе.
«Сапфира, — удивленно воскликнул он, — что они должны мне рассказать?»
«Все эти споры ни к чему, — продолжала она, словно не слыша его вопроса. — К чему тянуть время, к чему продлевать его мучения».
Оромис чуть приподнял раскосую бровь:
«Так ты знаешь?»
«Да, знаю».
«Что ты знаешь?» — требовательно воскликнул Эрагон. Он был в таком состоянии, что в любой момент мог выхватить меч и угрозами заставить их рассказать все, что им известно.
Оромис указал пальцем на опрокинутый стул:
— Сядь! — И когда Эрагон остался стоять — он был слишком зол, чтобы подчиняться чьим-то приказам, — эльф лишь тяжко вздохнул и сказал: — Я понимаю, как это трудно для тебя, Эрагон, но если ты настаиваешь на том, чтобы мы отвечали на твои вопросы, а сам не желаешь слушать наши ответы, то единственным результатом для тебя будет одно лишь разочарование. А теперь сядь, пожалуйста, и веди себя, как воспитанный человек.
Гневно сверкнув глазами, Эрагон поднял стул и плюхнулся на него.
— Но почему?! — снова вырвалось у него. — Почему вы не сказали, что моим отцом был Морзан, первый из Проклятых?
— Во-первых, — начал Оромис, — нам крупно повезет, если ты действительно окажешься хотя бы отчасти похожим на своего отца. Что до меня, то я просто уверен, что ты и впрямь очень на него похож. Я как раз собирался сказать тебе, когда ты меня перебил, что Муртаг вовсе не брат тебе; точнее, он брат тебе лишь наполовину.
Наполовину? Услышав это слово, Эрагон почувствовал, что все плывет у него перед глазами. Ему даже пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть.
— Наполовину?.. Но кто же тогда?..
Оромис взял с блюда ягоду черной смородины, с минуту внимательно изучал ее, потом сунул в рот и сказал:
— Мы с Глаэдром вовсе не хотели держать это от тебя в тайне, просто у нас не было выбора. Мы пообещали, связав себя самыми строгими клятвами, что никогда не откроем тебе, кто твой отец или твой единоутробный брат, не станем обсуждать с тобой твою генеалогию, если только ты сам не узнаешь правду о своих родственниках или если твои родственные связи не поставят тебя в опасное положение. То, что произошло между тобой и Муртагом во время битвы на Пылающих Равнинах, вполне удовлетворяет этим требованиям, так что теперь мы можем свободно говорить на эту тему.
Дрожа от еле сдерживаемого нетерпения, Эрагон спросил:
— Оромис, если Муртаг — мой единоутробный брат, то кто же мой отец?
