— А Государь? — в ужасе выдохнул Гили, останавливаясь. — А Айменел?
— Молчи, дуралей, — Берен стиснул его плечи, и Гили услышал слезы в голосе лорда. — Молчи…
Тьма кромешная… Недолго и свалиться вниз, сломав шею. Вот было бы обидно…
Да нет, чушь. Он никогда не свалился бы с этих ступенек. Он, ползавший по ним, когда был еще слишком мал, чтобы ходить… Мать рассказывала, что поначалу, взбираясь на эти лестницы на четвереньках, он дрожал как осиновый лист. Дрожал, а все равно лез, и, взобравшись, принимался орать, потому что не знал как спуститься. Мысль о том, что спускаться надо задом вперед, в головенку не входила. Один раз попробовал вперед лицом — и, ясное дело, скатился кубарем… Чудом не погиб и ничего не сломал себе — Валар берегут младенцев и пьяниц.
…А все-таки зря он даже свечи не запалил.
На самом верху голова и плечи уперлись в деревянный створ. Берен приналег, люк сдвинулся — и горец оказался на крыше западной башни.
Светать еще не начало. Отлитые из лунного олова, белели горы. Покатые, мохнатые спины Эмин-на-Тон, не шевелясь, застыли под снегом, точно медведи в берлогах. Во все остальные стороны тянулась и пропадала во мраке лесистая долина — и Берен мог только знать, но не мог видеть, как на западе пики Криссаэгрим вспарывают отвисшие животы снежных туч; как на юге Эред Горгор вонзаются в густую синь; как на Востоке Гвайр громоздят гранит на гранит, выстраивая невысокую, но отвесную стену. Дортонион, сердце Белерианда, сам по себе был крепостью. Финрод это знал, доверяя его во владение своим братьям, и знал Саурон, вторгаясь сюда после того, как передовые заставы на Ард-Гален смел огонь. Пока темные сидят в Дортонионе, эльфы ничего не сделают. Отобьют атаку Саурона на Хитлум — он подготовит еще одну. И еще одну… Столько, сколько нужно — укрепившись за стенами этих гор, наглухо закрыв Ущелье Сириона, надежно защищая два прохода, через которые только и можно провести войско: Анах и Ладрос.
Саурон начал строить оборонительные укрепления в разломе Анах и отстраивать замок Кэллаган — но потом понял, что людей ему не хватит для наступления, и обе стройки забросил, ограничившись тем, что в Анах обрушил в одном месте дорогу, а при Кэллагане обновил укрепления Барахира. Но даже так — туго придется тем, кто будет вести сюда войска, если не…
Если защитникам этих долин не ударят в спину.
Берен усмехнулся, вспомнив, как он додумался до своего же собственного плана. Однако и тогда, и сейчас, в плане было слабое место, которого он, размышляя летом, не брал в счет.
Заложники на Тол-ин-Гаурхот.
Самое смешное было то, что он и вправду не нарушал договора — ведь тот был недействителен, Берен подписывал его якобы «в здравом уме и твердой памяти», а на самом-то деле было не так… Но вряд ли Саурон обратит внимание на этакую крючкотворскую тонкость. Вот Берен и взобрался в эту черную рань на башню, не запалив даже плохонького светильника — позавчера Тхурингвэтиль, насосавшись его крови, опять улетела к хозяину, рыцарята спят, а в тишине и в холоде зимнего утра хорошо думается. Нужно только слегка приложиться к фляге…
Берен откупорил фляжку, плеснул себе в рот, и, зажевав вино горстью снега, сообразил: а ведь он и в самом деле нуждается в выпивке. Не прикидывается, а нуждается.
Он вспотел, хотя даже под меховым плащом было совсем не жарко. Вот с какой стороны он и не ждал опасности. Он боялся чего угодно: что Илльо или Тхурингвэтиль проникнут в его мысли, что Руско поймают черные или под горячую руку казнит Маэдрос, что за какой-то его мгновенный промах кто-то из заложников заплатит головой — и вот об этом только он ни разу не подумал: что к тому времени, как надо будет действовать, он вправду сопьется.
Первым побуждением было швырнуть фляжку с башни вниз — и послушать, как она будет громыхать, восемьдесят футов вдоль стены и еще шестьсот — с обрыва. Но нет. Проклятье. Если он резко бросит пить, рыцарята что-то заподозрят. Он должен пить при них… Но не должен пить при них больше, чем это нужно для запаха… И не должен пить в их отсутствие. Но теперь искушение будет настоящим…
Проклятье!
Было от чего хотеть напиться. Он тревожился не только о Финроде и о себе — теперь еще и о Руско. Сейчас — середина нарвайн, по северному счету — конец иллайн, месяца Совы. Руско ушел через четыре дня после Солнцестояния. Сейчас, если с ними — о, боги, услышьте меня! — ничего не случилось, они с Аваном должны уже выйти в Химлад. А Рандир должен добраться до своих владений и найти там старосту по имени Лэймар…
Если он вообще захочет что-либо делать, узнав о гибели своего отца… Хорошенький же груз взвалил он на плечи Руско, вкупе со всем прочим.
Берен зажмурился. Сейчас, когда он знал, что не спятил и не предал, стало полегче. Сейчас он видел выход — даже для Финрода. Но выход был — уже игольного глазка, и чудо будет, если они смогут проскочить в этот глазок…
Бежать из Каргонда нужно так, чтобы побега не заметили два-три дня. Дело даже не в погоне, скрываться не впервой — а в том чтобы они не сообразили послать вестника к Саурону.
Но это невозможно — бежать так, чтобы побега не заметили. Он не имеет права отрываться от надзирателей дольше, чем на полчаса. Будь здесь Тхурингвэтиль — он не рискнул бы даже выползти сюда, на крышу.
Единственный выход — бежать так, чтобы тебя считали мертвым. И чтобы невозможно было с ходу разобраться, самоубийство это, убийство или несчастный случай. Конечно, лучше всего было бы обставить это как убийство и свалить все на Болдога. Подбросить улику, говорящую о его виновности. Пусть не очень крепкую — но такую, чтобы в первое время ни о ком ином и не подумали. Однако следует брать в расчет и то, что такой возможности не будет.
Конечно, Саурон все равно сможет казнить пленников… Остается питать надежду лишь на то, что в суматохе выступления к Хитлуму ему будет не до того, да еще на то, что он понимает, как важны Финрод и Нарготронд. Даже если он поубивает всех остальных (Эдрахил! Айменел! Кальмегил! Нэндил! Десять ножей в сердце!) — он будет щадить Финрода сколько сможет, Берен готов был голову прозакладывать за это.
Итак, допустим, у него будет два-три дня. За это время нужно сделать так, чтобы вестник к Саурону не попал. Самый быстрый из вестников — Тхурингвэтиль. Значит, все должно происходить в ее отсутствие. Потом она прилетит и узнает, что ее подопечный мертв. А потом… Илльо однажды в своих мыслях сказал это, не закрывшись — когда армия Хэлгор выступит, Тхурингвэтиль полетит докладывать об этом Морготу. Значит, и о смерти своего подопечного она доложит тоже… Это даст еще два дня. Но затем… Затем нужно сделать так, чтобы через долину Хогг не проскочила ни одна зараза.
