Нас ждали, но вряд ли кто ожидал такого появления. Стоявшие рядом люди оцепенели, лишь оператор с видеокамерой продолжал съемку.
— Да не стойте же вы! — заорал я. — Быстрее!
Мой возглас вывел людей из ступора. Раздались крики, Ива тут же подхватили и бегом понесли к машине медиков. Я быстро ковылял рядом, хромая и отбиваясь от желавших помочь мне назойливых рук. Быстрее к летуну...
— Что случилось? — настойчиво кричал кто- то, шагая рядом со мной и хватая меня за руку.— Где Эйл?!
Это был один из руководителей Службы Контроля — странно, я не мог вспомнить его имени.
— Мы попали в засаду, — прохрипел я, забираясь в санитарную машину. — Эйл и все остальные погибли. Машина взорвана. Не ходите туда, там полно стражников. Никому уже не помочь, они все мертвы...
Мы взлетели, это оградило меня от дальнейших расспросов. Меня попытались уложить на кушетку, но я отмахнулся — потом. Как там Ив?
Ив был очень бледен, его открытые глаза безжизненно смотрели в потолок. Попавшая ему в горло стрела вошла наискосок, сверху вниз, чуть выше края кольчуги. Вокруг Ива суетились медики — они кололи ему уколы, подключили свои странные приборы. Только бы он дотянул, а там его подлатают...
Один из медиков обхватил голову Ива руками, закрыл глаза. Летун заметно потряхивало, он несся с максимально возможной скоростью.
Ив шевельнулся, его взгляд обрел осмысленное выражение. Он что-то прошептал, я быстро нагнулся к нему.
— Ив?
— Сейчас ведь... день? — очень тихо спросил Ив, на губах у него пузырилась кровь.
— Да, Ив. Сейчас день.
— Тогда почему же так... темно?
Голова Ива качнулась в сторону, глаза закрылись. Медики отстранили меня в сторону, засуетились, я слышал их возгласы, видел их отчаянные попытки вдохнуть в умирающего человека жизнь. Видел — и понимал, что все это уже бесполезно...
Из машины я вылез сам, меня тут же уложили на плавающие в воздухе носилки и повезли в one- рационную. Ив продолжал лежать в машине, стоявшие рядом мрачные медики уже никуда не торопились, и эта их неторопливость говорила о многом. Одна из девушек-медиков плакала, уткнувшись в борт летуна. Я закрыл глаза и отвернулся — сознание отказывалось верить в то, что Ива больше нет. И как я скажу об этом Алине?
Потом мне сделали укол, контуры предметов вокруг расплылись, затем потемнели и исчезли в накрывшей их темноте. Я еще слышал далекие слова, чувствовал, что меня куда-то перекладывают.
Темнота навалилась сильнее, и все исчезло.
* * ♦
Корриган медленно обходил место боя, на его губах играла улыбка победителя. Перевернув ногой одного из погибших сваргов, он постоял над ним, посмотрел, потом пошел дальше.
— Соберите их амуницию и оружие, — приказал он. — Тела оставьте.
Он снова остановился, долго и с удовольствием смотрел на то, как стражники выполняют его приказ. Хорошо, очень хорошо. Ему все-таки удалось их обмануть...
Корриган усмехнулся, вспомнив смешную машину сварга. Господи, они же как дети... Он ведь сам подсунул им информацию о том, что ему требуется механик. И они клюнули, прислали этого бородатого болвана. Все, все вышло так, как он планировал, до мельчайших деталей. Поставил охрану у входа в ущелье — и они вошли через Дверь, как и было задумано. Даже Машину взорвали... Корриган покачал головой, небрежно поддел ногой валявшийся рядом обломок. Не просто дети, а очень глупые дети. Этим простым трюком он вывел из строя их элиту, хотя язык не поворачивался назвать элитой это скопище идиотов. Правда, двое все же удрали, но это уже ничего не меняло. Это даже к лучшему: они будут считать, что уничтожили Машину, что им пока ничего не грозит. А именами павших героев даже назовут какие-нибудь улицы — Корриган рассмеялся, заставив отшатнуться находившихся поблизости стражников. О Боги, до чего же они наивные... Они так и не поняли, с кем имеют дело, они до сих пор считают, что он хочет вернуться в их мир! Не хочет он в него вернуться, нет — он хочет его уничтожить!
Корриган снова медленно пошел по площадке. Подошел к Двери, взглянул на нее. Бели он прав, очень скоро этих Дверей не будет, сварги уберут их сами. Это тоже плюс, все шпионы уберутся к себе и не будут совать нос в его дела. Что касается Машины... Машина будет, только совсем не та, о которой думают сварги. Даже если они теперь что-то и узнают, то все равно будут считать, что речь идет об этом глупом механизме — Корриган снова пнул ногой обломок Машины. Теперь никто не заподозрит его в том, что он строит что-то совсем иное...
— Повелитель, мы все собрали! — К Коррига- ну подскочил один из стражников.
— Хорошо. Уезжаем...
Корриган небрежно махнул рукой, ему подвели коня. Вскочив в седло, он поднял животное на дыбы, потом погнал его вверх по дороге. Несколько стражников, как и положено, обогнали его и поехали впереди. Корриган снова улыбнулся: поистине, сегодня очень удачный день. И может, как раз теперь настала пора разобраться с Любомиром?
Я сидел на балконе, в тени склонившей свои тонкие ветви ивы. Небо пестрело от потоков летунов, я смотрел на раскинувшийся передо мной город и думал о том, как мне хочется домой. Туда, где нет всех этих чудес, где все так просто и обыденно — и так невыразимо прекрасно. Да, для кого-то именно этот мир покажется раем, и я пойму такого человека — первые дни я сам был удивлен и очарован этим местом. Ведь вот оно, то, о чем мечтали миллионы людей, воплощенный рай — без войн и болезней, с долгой, насыщенной, по-настоящему хорошей жизнью. И люди здесь хорошие — добрые, честные, открытые. Здесь все так хорошо — а меня тянет домой. Только пожив в этом мире, я понял одну простую истину: рай — это там, где тебе хорошо, где ты счастлив. А счастлив ты можешь быть только дома.
Прошло два дня с момента нашей провальной операции. Я чувствовал себя виноватым, чувствовал свою ответственность за смерть Ива, за гибель Эйла и его бойцов. Ведь знал я, что они делают глупость, душой чувствовал. Знал — и не спорил. Считал, что они лучше знают, что делают, специалисты
все-таки — лучшие в своем деле. Ну как я не мог понять простой вещи: откуда взяться профессиональным военным в стране, сотни лет не воевавшей? В стране, где нет преступности, терроризма, где вообще нет мало-мальски стоящего врага? Да откуда же они могут знать, как надо воевать, если даже чертежи бомбы поднимали из архива? У нас любой мальчишка, насмотревшийся боевиков, смог бы спланировать эту операцию лучше. А мы, как бараны, поперлись к Машине — без разведки, хотели взять на ура. Да, взорвали мы ее — и что? Неужели это стоит семи жизней?
Теперь, осознав все детали произошедшего, я понимал, что нас элементарно провели. Кинули, сделали, переиграли — я стискивал зубы при мысли о том, как подло нас обманули. Впрочем, о какой подлости может идти речь — это война, а на войне побеждает сильнейший. Или тот, кто умнее. Корриган оказался и сильнее нас, и умнее.
Я разжал кулак, перекатил по ладони маленький кусочек металла. Это была пуля от пистолета Макарова, ее извлекли врачи из тела Ива. Именно она, а не стрела в горле, и стала причиной его гибели.
Пуля почти не потеряла своей формы. Тупорылая медная головка, темное свинцовое донышко. Следы от нарезки ствола — четыре косые парные полоски. Такая маленькая...
Такая маленькая — и смогла забрать жизнь человека. Впрочем, глупо винить в смерти Ива этот маленький бездушный кусочек металла.
Теперь, снова и снова вспоминая те страшные минуты, я понимал, когда Корриган произвел свой смертельный выстрел. Это было сразу после взрыва, когда мы почти добрались до Двери. После грохота взрыва я не слышал выстрела — но почувствовал, как дернулся у меня на руках Ив. Скорее всего, Корриган стрелял в меня — а попал в Ива.
Пулю я спрятал в карман и еще долго сидел, глядя на город. Потом, посмотрев на часы, встал. Мне пора...
Мой разговор с начальником Службы Контроля был очень долгим и обстоятельным. Но изменить уже ничего не мог: я принял решение, еще когда лежал в больничной палате. И когда мне предложили занять в Отделе место Ива, я отказался и сообщил, что возвращаюсь к даотам.
— Кир, ты потом очень долго не сможешь сюда вернуться, — сказал начальник Службы, он выглядел очень уставшим. — Мы приняли решение на время отключить все Двери. Это вопрос нашей безопасности.
— Я понимаю. Но у меня есть дела в том мирю.
— Хочешь поквитаться с Корриганом?
— Попытаюсь. Такой человек, как он, не должен жить на этом свете.
— Ты же знаешь, Кир, у нас запрещены убийства.
— У вас, — согласился я. — Но я гасклит, и мне можно все.
— Так нельзя, Кир. Ненависть опустошает Душу.
Я смотрел на собеседника — и все больше понимал, какие мы разные. Да, он говорил очень правильные слова, я готов был подписаться под каждым из них. Но когда убивают твоего друга, даже такие слова перестают что-либо значить.