— Что это значит? — спросил Пиппин. — Что правдиво?
— Деревья и энты, — сказал Древобрад. — Я сам не понимаю многого, поэтому не могу объяснить и вам. Некоторые из нас остаются истинными энтами и живут так, как у нас принято, но многие становятся сонливыми, древоподобными, как вы могли бы сказать. Большинство из деревьев — это просто деревья, конечно; но многие просто спят. Многих легко разбудить. Так продолжается все время.
Когда это происходит с деревом, вы обнаруживаете, что у некоторых деревьев плохие сердца. Это не имеет отношения к древесине, я не это имею в виду. Я знавал добрых старых ив здесь вниз по Энтвошу, давным-давно ушедших, увы! Они были совершенно пустые, в сущности они распадались на куски, но они были так же благоуханны, как молодой лист. Но есть деревья в долинах у гор, звучат как колокол, но очень плохие внутри. И, кажется, таких деревьев становится все больше. В этой стране некоторые части стали опасными.
— Как старый лес на севере? — спросил Мерри.
— Да, да, что-то подобное, но много хуже. Я не сомневаюсь, что какая-то тень от Великой Тьмы легла на земли к северу. Но у этой земли есть долины, где никогда не лежала тьма, и там есть деревья старше меня. Мы делаем, что можем. Мы поддерживаем чужеземцев и храбрецов, мы учим и воспитываем, мы ходим и сеем.
Мы пастухи деревьев, мы старые энты. И нас осталось мало. Овцы уподобляются пастухам, а пастухи овцам. Энтам нравятся эльфы, меньше интересуются они делами людей и стараются держаться в стороне от них. И однако энты больше похожи на людей и они скорее склонны к изменениям, чем эльфы, они быстрее принимают цвет окружающего, так можно сказать.
Некоторые из моих родичей сейчас очень похожи на деревья, и нужно что-то очень важное, чтобы разбудить их. И они говорят лишь шепотом. Но некоторые из моих деревьев могут сгибать ветви и разговаривать со мной. Эльфы, конечно, начали будить деревья, учить их говорить и самим учится языку деревьев. Они очень хотели говорить со всеми, эти старые эльфы. Но потом пришла Великая Тьма, и они уплыли за море или убежали в далекие долины и спрятались там, и пели песни о днях, которые больше не вернутся. О, когда-то давно сплошной лес стоял отсюда до гор луны, и это был лишь восточный конец леса.
Какие это были дни! Было время, когда я мог целый день ходить и петь и слышал только эхо собственного голоса в холмах. И леса были подобны лесам Лотлориена, только чаще, сильнее, моложе. А аромат в воздухе! Я проводил целые недели, только дыша.
Древобрад замолчал, продолжая идти и в то же время не издавая ни звука своими большими ногами. Потом снова начал бормотать про себя, постепенно бормотание перешло в песню. Вскоре хоббиты начали разбирать слова.
По ивовым лугам Тасаридана я бродил весной,
Ах! Вид и запах весны в Най-Тасарион!
И я говорил, что это хорошо.
Я бродил летом в вязовых лесах Оссирианда!
Ах! Свет и музыка лета у семи рек Оссира!
И я думал, что это лучше всего.
К берегам Нелдорета я пришел осенью.
Ах! Золотое и красное листьев
Осенью в Таур-Ну-Нельдоре!
Это было больше моего желания
К сосновым лесам в нагорьях
Дорфониона я поднялся зимой. Ах!
Ветер, и белизна, и черные ветви
Зимой на Ород-Ну-Топе!
Голос мой поднимался и пел в небе.
А теперь все эти земли погребены.
Я пошел в Амбарон, в Тауреморну, в Алдоломе.
В мою собственную землю, в страну Фэнгорн,
Где корни длинны,
А годы лежат толще листьев
В Тауремормаломе.
Он кончил и зашагал дальше, и во всем лесу, сколько достигало уха не было слышно ни звука.
День подходил к концу, и тьма сгущалась у стволов деревьев. Наконец хоббиты увидели перед собой смутно поднимающуюся крутую каменную местность: они подошли к подножью гор, к зеленому основанию высокого Метедраса. Вниз по склону спускался узкий Энтвош, шумно прыгая с камня на камень им навстречу. Справа от ручья был длинный склон, покрытый травой, теперь серой в сумерках. Ни одного дерева не росло здесь и склон был открыт небу; звезды сверкали в разрывах между облаками.
Древобрад поднимался по склону, не замедляя шага. Неожиданно хоббиты увидели перед собой широкое отверстие. Два больших дерева стояли здесь с обеих сторон, как живые столбы, но ворот не было, кроме перекрещивающихся и переплетающихся ветвей. Когда старый энт приблизился, деревья подняли свои ветви и листья их задрожали. Это были вечно зеленые деревья, листья у них темные и полированные, они сверкали в сумерках. За ними находилось широкое ровное место, как будто пол огромного зала, врезанного в сторону холма. По обеим сторонам возвышались скалы до пятидесяти футов высоты, и вдоль каждой стены стояли ряды деревьев, которые ближе к стенам увеличивались в росте.
В дальнем конце скальной стены был изгиб — что-то вроде мелкого зала с полукруглой крышей: это была единственная крыша в зале, если не считать ветвей деревьев, которые закрывали все небо зала, оставляя только узкий проход в середине. А маленький ручеек, сбегая со скал, образовывал занавес из капель перед входом в изгиб в стене. Серебристые капли со звоном падали на землю. Вода снова собиралась в каменном бассейне среди деревьев и оттуда текла к выходу из зала, чтобы соединиться с Энтвошем в его путешествии по лесу.
— Хм! Вот мы и пришли! — сказал Древобрад, нарушая долгую тишину. — Я принес вас сюда за семь тысяч энтийских шагов, но сколько это будет в мерах вашей земли, я не знаю. Во всяком случае мы у подножья последней горы. Часть названия этого места на вашем языке звучала бы как Желанный Зал. Я люблю его. Мы останемся здесь на ночь.
Он поставил их на траву между рядами деревьев, и они пошли за ним по направлению к большой арке. Хоббиты заметили, что Древобрад при ходьбе не сгибал колен, но ноги его расходились под большим углом. Он вначале ставил на землю свои большие пальцы (а они действительно были большие и очень широкие), а потом уже всю ступню.
