Он знал, что наутро пепонго бросятся за ним в погоню, и потому измыслил хитрость, которая должна была помочь ему избежать встречи с проклятыми карликами. Вместо того чтобы двинуться прямо на север, Тартунг бежал на запад, рассчитывая выйти к истокам Мджинги и спуститься по ней на плоту к селениям дружественных мибу нундожей или рахисов.
Всю ночь и весь следующий день он шел, а потом плелся, не чуя под собой ног, по границе леса и степи. Ему хотелось уйти как можно дальше от Мертвого озера, прежде чем силы окончательно покинут его, и он шел, шел и шел до тех пор, пока ноги не стали подкашиваться, а затуманенный взор не начал застилать серый туман. Тогда он залез на гигантский баобаб и заснул в развилке его ветвей мертвым сном..
Тартунг так и не узнал, была ли послана за ним погоня, и если да, то почему пепонго, будучи превосходными следопытами, не отыскали его. Вероятнее всего, они не стали усердствовать в поисках беглеца, обнаружив пропажу кванге и колчана с отравленными стрелами, которые с одинаковым успехом мог выпустить из духовой трубки прославленный воин и простой мальчишка. Так или иначе, ещё через день он уверился в том, что ему нечего опасаться погони, и тут у него появилась новая забота — как обеспечить себя водой.
Наступило самое засушливое время, предшествующее началу сезона дождей. Попадавшиеся ему русла ручьев стали похожи на хорошо утоптанные тропинки, и лишь в одном или двух он отыскал липкую, совершенно бесполезную грязь. Солнце и горячий ветер, постоянно дувший из Красной степи, иссушили землю. Она раскалилась, потрескалась, горизонт окутала дымчатая завеса, порождавшая порой странные видения: вздымавшиеся из бурного моря желтые скалы, сонные озера, над которыми покачивали опахала резных листьев пальмовые рощи, увенчанный радугой водопад, до упругих, прохладных, брызчатых струй которого можно было, казалось, добросить камень…
Беззвучные эти, призрачные картины поначалу пугали Тартунга, но, заметив, что ни антилопы, ни грифы, медленно парящие высоко в поднебесье, не обращают на них внимания, он тоже перестал бояться волшебных окон Наама.
Первые дни отсутствие воды не слишком беспокоило мальчишку — рано или поздно он должен был набрести на какую-нибудь речушку, а до тех пор мог удовлетворить жажду кровью убитой из кванге дичи. Подстрелив зазевавшуюся антилопу, он преисполнился уверенности в собственных силах, однако зверья с каждым днем становилось все меньше, и пугливость его свидетельствовала о близком знакомстве с человеком. Жажда и голод начали всерьез мучить Тартунга, понуждая его углубиться в лес, чего он всячески избегал, памятуя рассказы охранников-пепонго о населявших здешние места племенах вотсилимов — Охотников за головами. Слухи о кровожадности этого народа доходили даже до поселений мибу, и маленького беглеца отнюдь не прельщала перспектива сменить одних хозяев на других, имевших к тому же скверную привычку украшать свои жилища засушенными головами поверженных противников.
Несмотря на страх перед вотсилимами, Тартунг уже совсем было собрался отправиться на поиски воды и пропитания в лесную чащу, когда неожиданно наткнулся в жухлом, пожелтевшем тростнике, росшем по берегам пересохшего ручья, на огромного серо-бурого змея. Он забрел в заросли пыльного, безжизненного тростника в поисках пестрых, похожих на маленьких курочек птиц, укрывавшихся здесь от жара полуденного солнца, и не ожидал встретить холодноглазую, злобно шипящую гадину, странно раздутое посредине тело которой достигало четырех, а то и пяти локтей в длину.
Первым побуждением его при виде подергивающегося, тонкого и блестящего раздвоенного язычка было бежать со всех ног, но затем он сообразил, что мяса и крови в такой твари неизмеримо больше, чем в невзрачных пичугах, за которыми он тщетно гонялся все утро. Судя по форме тела и медлительным движениям змея, тот только что удачно поохотился и ещё не успел переварить добычу. Преодолевая ужас и отвращение, охватившие мальчика, когда он встретился взглядом с холодными глазами пресмыкающегося, Тартунг попал в него первой же стрелой, вонзившейся чуть ниже плоской треугольной головы. Змей попытался изрыгнуть непереваренную пищу, чтобы броситься на обидчика, и тот уже подумал, что изготовленная пепонго из змеиного же яда хирла почему-то не подействует на него, но вот пятнистое тело свела судорога, оно начало конвульсивно сокращаться и вытягиваться и вскоре замерло, как-то разом потеряв блеск и упругость.
Мальчишка был очень доволен и горд своей добычей, благодаря которой необходимость входить в лес вотилимов отодвигалась ещё по крайней мере на день. Он сцедил змеиную кровь в калебас, сильно сдобрив её йялалом, разрезал тушку на тонкие полоски, которые должны были провялиться под палящими лучами солнца, и пришпилил шипами колючей акации к плащу. В другое время он попробовал бы сохранить и кожу, считавшуюся хорошим трофеем, годным на всевозможные поделки, но сейчас ему не хотелось обременять себя лишней поклажей и возиться с тем, чтобы сохранить змеиную кожу в целости.
После охоты на змея он целый день пребывал в отличном настроении и, лишь когда солнце начало клониться к горизонту, заметил, что за ним следят и сам он из охотника превратился в дичь. Следом за ним, на значительном расстоянии, неотступно, словно тень, крался круглоухий зверь песочного цвета с пышной волосяной кисточкой на кончике хвоста. По описаниям Тартунг признал в нем льва — самого страшного обитателя степи, уступавшего в своей разрушительной мощи разве что Серому Ужасу — существу редкому, почти сказочному, считавшемуся жрецами мибу выходцем из какого-то иного мира.
Присутствие льва Тартунг обнаружил по тревожному порханию тех самых птиц, за которыми охотился поутру. Скрываясь в распадках и зарослях сухой травы, гигантская кошка следовала за ним, привлеченная запахом змеиной крови, почти не сот кращая расстояния, но от присутствия поблизости такого спутника радость от недавней победы мгновенно померкла. Мибу были уверены, что львы не умеют лазить по деревьям, пепонго утверждали обратное, и Тартунгу предстояло проверить справедливость этих суждений на собственном опыте, ежели, конечно, он сумеет отыскать подходящее дерево прежде, чем преследователь, потеряв терпение, вздумает набить его мясом свое брюхо. В том, что гривастому хищнику это удастся, мальчишка не сомневался — яд хирлы действует быстро, но не мгновенно и не остановит такую громадину в прыжке, даже если отравленные стрелы настигнут подвижную цель.
Мысль об идущем по его стопам льве заставила Тартунга позабыть все прочие страхи. Теперь уже и пепонго, и кровожадные вотсилимы не казались ему такими страшными, и он не колеблясь вошел бы в лес, если бы у него была надежда избавиться там от грозного хищника. Но что, спрашивается, помешает льву последовать за ним? Что помешает незаметно подкрасться и разорвать в клочья? Умеет или не умеет он лазить по деревьям, всю жизнь-то ведь на ветке не просидишь…
