Густые, теплые волосы Ферру издавали приятный аромат. Девочка спала, свернувшись калачиком в объятиях Тенар. Разве может малышка причинить кому-то вред? Да, ее изуродовали, изуродовали на всю жизнь, но она не озлобилась, не потеряна навеки. Тенар еще крепче обняла девочку и погрузилась в светлую пучину сна. Ей снился бездонный океан пронизанного светом неба, а в ушах звучали Имя дракона и Ими звезды — Лебединое Сердце, Стрела, Техану.
Тенар вычесывала гребнем из шкуры черной козы густой подшерсток. Опытный ткач превратит его в пушистую шелковистую ткань, которой издавна славится остров Гонт. Старую козу расчесывали уже несчетное число раз, и ей это жутко нравилось. Она всем телом подавалась навстречу движениям жесткой проволочной щетки. Серо-черный пух собирался в мягкие облачка на полу, которые Тенар по окончании работы затолкала в мешочек. Затем она в знак благодарности несколько раз провела гребнем за ушами козы и дружески похлопала ее по мясистому боку.
— Бе-е! — проблеяла коза и отбежала в сторону. Тенар вышла из загона и, обойдя кругом дом, бросила взгляд на луг, дабы убедиться, что Ферру по-прежнему играет там.
Мосс в свое время показала ей, как плести из травы корзиночки, и теперь она осваивала эту премудрость, работая настолько ловко, насколько позволяла ей искалеченная руки. Сейчас Ферру сидела на лугу с недоделанной корзинкой на коленях, но вместо того, чтобы работать, наблюдала за Соколом.
Он стоял вдалеке, у самого края утеса, спиной к ним, и не подозревал, что за ним кто-то наблюдает. Он следил за молоденькой пустельгой, а та, в свою очередь, высматривала в траве добычу. Она шумно била крыльями, надеясь, что какая-нибудь мышка испугается и в панике выскочит из норки. Человек стоял, впившись в птицу таким же нетерпеливым, голодным взглядом. Затем он медленно вытянул вперед правую руку, держа ее ладонью вверх и, похоже, что-то проговорил, хотя ветер унес его слова прочь. Пустельга метнулась в сторону, издав высокий пронзительный крик, набрала высоту и полетела в сторону леса.
Человек опустил руку и замер, глядя вслед птице. Ребенок и женщина тоже не сдвинулись с места. Лишь пустельга свободно парила в вышине.
— Однажды он явился ко мне в облике сокола-странника, — обмолвился одним холодным зимним днем Огион, когда они сидели у очага, и он рассказывал Тенар о заклинаниях Изменения, о перемене облика, о маге Борджере, который превратился в медведя.
— Сокол прилетел откуда-то с запада и сел на мое запястье. Я внес его в дом и посадил у огня. Он не говорил на языке людей, но я узнал его и потому смог помочь. Он сбросил с себя оперение сокола и вновь стал человеком. Но в нем навсегда осталось что-то от птицы. В родной деревне Геда прозвали Соколом потому, что крылатые хищники прилетали к нему по первому его зову. Кто мы такие? Что это за создание такое, человек? Прежде, чем Гед получил свое Имя, свои знания, свою силу, в нем уже было что-то от сокола, так же, как и от человека, и от мага… Больше того, в нем скрывалось нечто, что мы не в силах выразить словами. То же можно сказать и обо всех нас.
Сидевшая тогда у огня девушка вся обратилась в слух. Она всматривалась в языки пламени и видела ястреба; видела юношу; видела, как птицы, названные их Настоящими Именами, слетаются на его зов и, хлопая крыльями, садятся на его руку, осторожно обхватывая ее грозными когтями; видела себя в облике ястреба, вольной птицы.
Однажды вечером в дом мага заглянул Таунсенд — скупщик овец, который в свое время доставил послание Огиона на ферму в Срединной Долине.
— Теперь, когда господина Огиона не стало, не продашь ли ты его коз?
— Возможно, — уклончиво ответила Тенар. Она уже задумывалась над тем, на что они будут жить, если решат остаться в Ре Альби. Огиона, как и любого другого волшебника, содержали люди, которым он служил верой и правдой, отдавая им все свои силы и все мастерство. А старого мага почитал весь Гонт. Стоило ему только попросить, и он тут же получил бы все, в чем нуждался. Люди с радостью исполнили бы любую его просьбу, ибо расположение мага дорого стоит, да ему никогда и не приходилось просить. Более того, он вынужден был отсылать обратно горы пищи, одеяний, инструментов и всевозможной домашней утвари всех видов и расцветок, которые ему приносили или просто оставляли на пороге его дома.
— Что же мне со всем этим делать? — растерянно спрашивал он, держа в руках выводок негодующе пищащих цыплят, рулоны материи или горшочки с маринованной свеклой.
Но у Тенар, в одночасье собравшейся и покинувшей Срединную Долину, не было времени на то, чтобы собраться с мыслями и подумать, как долго она собирается отсутствовать. Тенар даже не захватила с собой заначку Флинта — семь кусочков кости. В их деревне за деньги покупали лишь землю и домашний скот, а также рассчитывались ими с торговцами из Порт-Гонта, снабжавшими мехом пеллави и шелками с Лорбанери богатых фермеров и знать Гонта. Ферма Флинта полностью обеспечивала ее и Ферру едой и одеждой, в отличие от шести коз и маленького огорода, которые Огион завел скорее ради собственного удовольствия, чем по суровой необходимости. До сих пор Тенар жила за счет кладовой, щедрости жителей деревни, подкармливающих ее из уважения к памяти старого мага, и великодушия тетушки Мосс. Не далее, как вчера, старая ведьма сказала:
— Дорогуша, у моей несушки вылупились цыплята. Я дам тебе троечку, когда они подрастут. Маг ас держал кур, говорил, что от них много шума и мало толку, но дом не дом, если у дверей не копошатся куры, разве не так?
И впрямь, дверь дома Мосс всегда была открыта для кур, они спали на ее кровати, и ими пропахла и без того вонючая, задымленная комната.
— Тут есть одна годовалая белая в пятнах козочка, которая, когда подрастет, будет давать хорошие надои, — сказала Тенар остролицему человечку.
— Я имел в виду все стадо, — уточнил он. — Если это возможно. У вас же всего пять или шесть коз, не так ли?
— Шесть. Если вы хотите взглянуть на них, то они пасутся вон там, на лужку.
— Я так и поступлю.
Но он не сдвинулся с места. Со стороны хозяйки особого рвения тоже, конечно, не наблюдалось.
— Вы не видели, как в бухту входил большой корабль? — спросил он.
Окна дома Огиона глядели на северо-запад и оттуда были видны лишь Боевые Утесы — скалы, защищавшие вход в гавань. Но в самой деревне с нескольких мест просматривалась извилистая тропинка, ведущая в Порт-Гонт, а также доки и вся гавань. Наблюдение за кораблями велось в Ре Альби с завидной регулярностью. На скамеечке у кузницы, с которой открывался самый лучший вид, всегда сидели несколько стариков, и хотя те за всю свою жизнь, возможно, ни разу не преодолевали пятнадцать миль извилистой тропинки, ведущей к Порт-Гонту, они воспринимали прибытие и отплытие кораблей как странный, но привычный спектакль, разыгрываемый исключительно для того, чтобы развлечь их.
