Я обернулся. Ага, к бабе Клаве вернулось ее знаменитое красноречие, а заодно и ехидство. Однако быстро же мы все забываем.
Я отбил ее наглый самоуверенный взгляд своим.
– Насколько я понял, ваше жилище не пострадало.
Она надула губы, но больше ничего не сказала.
Пожарные закончили. Пресса укатила, и люди стали расходиться. Соседи обещали предоставить счет. Черт, и почему маги могут создавать все, что угодно, но только не деньги?
Вот теперь я схватил Стаса за шиворот по-настоящему.
– Какого черта ты вытворяешь?!
– Ты же сам сказал, чтобы я тренировался.
– Придурок несчастный, - я выпустил его и понесся домой, вернее туда, что осталось от нашей уютной квартирки.
Повсюду была пена, стены обгорели, от мебели остались только каркасы да пружины, у телевизора от высокой температуры взорвался кинескоп, у компьютера выбила экран упавшая гардина.
Вонь стояла неимоверная.
– Емельяныч! - заорал я. - Емельяныч!
Никто не отзывался. Может, я зря за него не волновался?
Стас вошел вслед за мной, и я резко обернулся.
– Если ты угробил моего домового…
Вид у Стаса был такой растерянный и беззащитный, какого я еще не видел. Но мне было его не жаль.
– Я… - начал он, и его голос сорвался. - Я не хотел…
– Если бы ты хотел, я бы уже свернул тебе шею, - прошипел я и пошел по углям в другую комнату. - Емельяныч!
Наконец, раздалось знакомое пыхтение, и взлохмаченная перепачканная сажей голова домового высунулась из-под того, что когда-то было кроватью.
– Не ори так, - попросил он, - живой я.
– Слава богу, - выдохнул я. - А Костик с Пургеном где?
– В гостях у домового из сорок третьей, - успокоил Емельяныч. - Куда ж еще их было девать?
– Молодец.
– Еще я кой-какие книги спас, - он потупился, - не все, конечно.
Черт, большинство книг были единственными во всем мире. И их нельзя восстановить!
– А разве нельзя все исправить заклинанием? - спросил Стас.
– Лучше молчи! - шикнул на него домовой.
– Это точно, - поддержал я. - Восстановить можно все, но только не магические книги.
– Ой, - Стас даже побледнел. - Честное слово, мне так жаль…
– Куда уж там…
– Я пойду, - заторопился Емельяныч, чувствуя бурю, - мы с Михрюткой чай не допили.
Я не стал возражать:
– Иди, конечно.
Он исчез, и Стас моментально вжал голову в плечи. И где, интересно, пацан, готовый бросить вызов всему миру, способный дерзить до хрипоты? Нет, такого я здесь не видел. Стас вдруг сделался младше и даже ниже.
Больше всего на свете мне хотелось его задушить, причем голыми руками без всякой магии. Но было в его потухшем взгляде что-то такое, что заставило меня спросить:
– Ты хоть понимаешь, что вытворил?
– Сжег книги…
– Дурак! Ты чуть не погиб сам и не угробил других. К черту книги, не в них дело, есть вещи поважнее.
– Но ведь никто не пострадал, - возразил Стас, но уверенности в его тоне я не заметил.
– А если бы пострадал? Ты тоже бы извинился и забыл?
– Я же сказал, что мне жаль! - он рванулся от меня в другой конец комнаты.
– Думаешь, я буду за тобой гоняться? - непритворно изумился я. - Что, совсем сдурел?
– Я не хотел! - выкрикнул Стас, будто это что-то меняло. - Все получилось случайно. Никто не должен был пострадать, и никто не пострадал!
– Когда же ты поймешь, что магия не игрушка?
– А я не играл! Просто я не могу быть таким великим и могущественным, как ты!
– Ясное дело, - согласился я. - Ты не маг Стихии.
– Я не могу быть таким, как ты! - о, а это уже звучало как обвинение.
Вот и приехали. Из меня сразу же улетучилась вся злость, смытая волной понимания, сметающего все на своем пути. Так вот почему я никак не мог подобраться к этому парню. Просто я искал не в том направлении. А проблема оказалась совсем на поверхности…
– Да ты и собой быть не можешь, - как недавно он намеренно сказал гадость про Сашку, чтобы меня задеть, так же намеренно сейчас и я произнес эти слова. О да, я знал, что они его заденут, но иного способа пробиться к нему не было, по крайней мере, я уж точно не видел.
Он часто заморгал и закусил губу. А потом выпалил куда громче прежнего:
– А я не знаю, кто я! Я никто! Ты же сам сказал это! И ты прав! Я никто! Подумаешь, маг! Я никто! Я бродяга! Ничтожество! У меня не только семьи нет, у меня даже фамилии и той нет, и не было никогда! И да, я не умею доверять! Я не умею любить! А все потому, что и меня никто никогда любил! Доволен?! Я ничтожество, и только что это еще раз доказал.
Нет, доволен я не был. А он продолжал. Ему давно пора было выговориться, и я ни за что не стал бы его перебивать или пытаться успокоить. Гнойники должны прорваться, иначе исцеления не произойдет.
– …Доволен?! Что же ты молчишь?! Наори на меня! Давай! Может, тогда я возненавижу тебя, и мне станет легче! Давай же! Я опять совершил оплошность! Я не могу быть таким, как ты. Красов только и твердил о твоих способностях! Но я на такое не способен! Не могу! От меня вечно чего-то ждут! Но я все время обманываю ожидания! Я и огонь-то не смог удержать под контролем!…
В его глазах сверкнули слезы. И мне представился гордый мальчик, прячущийся на чердаке детского дома, чтобы никто не видел его слез.
"Занятно…" - заинтересованно пробормотал ветер.
Стас сам смутился от своей слабости. Он явно хотел сбежать, но его трагизм был в том, что бежать было некуда и не к кому.
– Дым разъедает глаза, - протянул я ему спасительную соломинку.
– Еще так, - он ухватился за нее с рвением утопающего и быстро смахнул слезу рукавом.
– А теперь иди сюда, - позвал я.
Он глянул на меня из-под бровей.
– Ну же! Иди сюда.
Стас передернул плечами, но все же подошел к окну, у которого я стоял. Он явно ожидал подвоха с моей стороны.
– И что? - буркнул мальчишка, подойдя.
Я обнял его за плечи и повернул лицом к окну.
– Что ты видишь?
– Город.
– В котором живут тысячи людей, - подсказал я. - Если ты будешь приносить им пользу, ты уже не будешь никем. Просто относись к своему дару немного серьезнее.
– Я не смогу…
– А я думал, что не смогу тебя понять, - возразил я, - но я ошибся.
Он так резко вскинул голову, что я испугался, как бы она у него не оторвалась.
– Если я сам ни черта не понимаю, никто не поймет!
– Наоборот, - теперь я действительно понял, почему Стас все время шарахался от людей. - Ты не никто, ты боишься быть никем, боишься обмануть ожидания, а еще больше боишься признаться в этом самому себе; того, кто является ничтожеством на самом деле, его положение устраивает, - я решил рискнуть и протянул ему руку. - Я предлагаю тебе не учительство, я предлагаю тебе дружбу, - от этого слова краска прилила у него к лицу. - Дружбу, - повторил я, чтобы он уверился, что я не шучу, - поверь, не надо пытаться казаться хуже, чем ты есть. Друзья всегда примут тебя настоящим. И я действительно хочу быть тебе другом. Я раньше думал, что ты не веришь людям, но нет, проблема в том, что ты не веришь себе. Думаешь, кто может захотеть с тобой общаться? Я хочу. Ну же, так ты принимаешь мою дружбу?
