У меня замирает сердце, когда я вижу, что за ней.
Сандор. Мой Чепан свисает головой вниз с потолка. Он жестоко избит — оба глаза почернели, губы распухли, торс расчерчен ужасными разрезами. Но самое худшее, наверное то, что они клоками повыдирали ему обычно прекрасно уложенные волосы и превратили его галантный костюм в лохмотья.
В нём не осталось ничего от того мужчины, которого я помню. Они уничтожили его. Глаза наполняются слезами, но я их подавляю.
Сандор с шумом втягивает воздух, когда видит меня. Насколько же я для него, должно быть, изменился за эти месяцы плена. Сложно определить по такому разбитому, опухшему и покрытому синяками лицу, но Сандор выглядит почти счастливым.
Мне стыдно за себя… и потому что это моя вина, что нас поймали, и потому что я такой бессильный.
— Мой юный напарник, — шепчет он.
Мог поворачивается ко мне. В его руке впечатляющего вида кинжал.
— Ваша обоюдная клятвочка молчания была весьма забавна, — говорит мне мог. — Но сегодня она заканчивается.
Он неспешно подходит к Сандору и едва касаясь проводит кинжалом вниз по его груди.
— Вряд ли ты что-то знаешь, — задумчиво тянет мой тюремщик. — Ничего нового, уж точно. — Он пожимает плечами. — Но я всё равно буду пытать твоего Чепана. Пока ты не попросишь меня остановиться.
Он хочет сломать меня. Ничего не отвечаю. Я помню лекции Сандора о том, как себя вести, если случится немыслимое и я попаду в плен. «Не давай им ничего», — говорил он мне. — «Даже крохи информации могут повредить другим Гвардейцам, которые всё ещё скрываются. Не дай им ослабить вас».
Надеюсь, еще не слишком поздно, чтобы заслужить уважение Сандора.
Я пристально смотрю в глаза Сандору. Он смотрит на меня до тех пор, пока мог не начинает его резать; точные хирургические надрезы, который должны чертовски болеть, но недостаточно глубокие, чтобы убить. Мой Чепан с силой сжимает глаза и кричит в свой кляп.
Когда мог заканчивает, Сандор уже в обмороке от боли, а на полу под ним собралась лужа крови.
Я продолжаю молчать.
На следующий день всё повторяется сначала.
Я неподвижен, рот закрыт. В те моменты, когда Сандору удается сфокусироваться на мне, мне кажется, что я вижу гордость в его глазах.
Так продолжается несколько дней. После каждой пытки моги возвращают меня в мою камеру, где я не справляюсь с собой и дрожу, пока всё не повторяется вновь.
Когда они начинают отрезать Сандору пальцы, я не выдерживаю и отворачиваюсь.
На следующий день мог что-то глухо бубнит, пока режет Сандора. Мой Чепан то теряет, то приходит в сознание. Я жду, чтобы посмотреть ему в глаза, прежде чем, наконец, заговорить.
— Прости меня за всё, — хриплю я с трудом после месяцев молчания.
Мог ошеломленно поворачивается ко мне.
— Что ты сказал?
Едва способный двигаться, Сандор может только качнуть головой, как бы прощая мне все ошибки, из-за которых мы здесь оказались. Не чувствую ни малейшего облегчения от прощения, но может быть, его чувствует сам Сандор?
Он закрывает глаза.
И вдруг во мне что-то ломается. Собрав все возможные силы, что у меня ещё есть, я бросаюсь на силовое поле, игнорируя боль. Слышится гул и треск, а затем небольшой взрыв, и я обнаруживаю себя лежащим на полу комнаты и глядящим на могов, чьи безобразные морды предательски выдают шок от вида того, на что я способен. Я вывел из строя их силовое поле. Прорвался.
Знаю, у меня лишь секунда, чтобы действовать, пока не прошел эффект неожиданности. Прорываюсь сквозь давящее головокружение и тошноту, пытаюсь воспользоваться телекинезом, чтобы вырвать кинжал из рук мога, но ничего не происходит. Наверное, силовое поле каким-то образом сдерживает мои Наследия. Значит, остаётся надеяться на часть меня, на человеческую часть. Нормальную.
Моги бросаются на меня, но я готов к этому. Бью первого ногой в живот, вышибая из него воздух и отправляя в полёт, другого дёргаю за лодыжки, отрывая от пола. Его голова с громким хрустом встречается с полом, и я вскакиваю на ноги. Вырубил обоих, но не надолго.
Хватаю с пола кинжал там, где его выронил мог из фургона, и пока я думаю, кого убить первым, слышу хрип у себя за спиной. Это Сандор.
— Нет, — бормочет он. Поворачиваюсь к нему лицом. Его глаза снова открыты, он выглядит так, словно используют всю свою жизненную энергию, чтобы говорить.
— Не их, — говорит он. — Пользы ноль. Просто придут новые.
— Тогда что? — спрашиваю я. Слова застревают в горле. Это не справедливо. Всё должно быть не так. — Что мне сделать?
— Ты знаешь что, — говорит он.
— Я не могу. Не буду.
— Ты всегда знал, что я умру за тебя. Что умру за Лориен.
Я уже готов начать с ним спорить, но нет времени. Моги позади меня начинают приходить в себя. Знаю, Сандор прав. И я знаю, что должен сделать.
Беру кинжал и вонзаю его глубоко в сердце Сандора.
Мой Чепан мёртв.
Я едва понимаю происходящее, когда меня оттаскивают от Сандора и тащат обратно в камеру. Моги орут на меня… реально орут с неожиданным для них безумством… но для меня они всё равно, что говорят на другом языке. Понятия не имею, о чём они голосят, плевать я хотел.
Милосердие, вот, что я сделал для Сандора. Последние остатки моего милосердия. Но в следующий раз, когда у меня снова появится шанс, его больше не будет.
Моги оставили меня гнить в моей камере; единственный контакт происходит в форме случайных подносов с жижей под дверью. Я снова и снова стараюсь пробиться через силовое поле, но теперь не получается. Наверное, они его усилили. Они меня боятся.
Я их не виню. Иногда я сам себя тоже немного боюсь.
Я держусь за воспоминания о Сандоре и Мэдди, переживающих свои последние мгновения. Чувствую, как ярость бурлит во мне и тогда разум отказывает. Когда прихожу в себя, я мокрый от пота, костяшки на руках в крови и каменной крошке от стен моей камеры. Я простил Мэдди, но не простил себя.
Здесь нечего делать, только ждать, вспоминать и становиться сильнее.
И однажды происходит неожиданное.
Замечаю, что что-то не так. Откуда-то снизу доносится грохот, от которого с потолка сыпется пыль. Я слышу, как большая группа могов пробегает мимо моей двери, в их голосах нарастает паника. Что плохо для могов, может быть хорошо для меня.
Чувствую такой прилив энергии, которого не возникало с того первого момента, как Сандор оставил меня одного в Лектории. Не могу удержаться от того, чтобы нервно не сжимать кулаки.
Хожу под дверью так близко, насколько это возможно, чтобы не сработало и не отбросило силовое поле. Чувствую себя, как те быки на родео прямо перед тем, как им откроют загон.