— В опере?
— Проехали. В общем, я избежал заклятия, но, когда прокладывал себе путь, что-то сломалось и за мной понеслась трещина. Две переплетающиеся трещины — темная и светлая. Когда ты поймал меня, трещины пошли вверх, через нас обоих. И каким-то образом остановились.
— А когда мы порознь?
— Темная прошла сквозь тебя, светлая — сквозь меня. Когда мы их разделяем, кажется, трещины стремятся высвободиться и воссоединиться.
— А когда они воссоединяются?
Я пожал плечами.
— Скверно. Хуже, чем в опере.
Я говорил беззаботно, но, несмотря на то что день был жаркий, кровь моя стала в тот миг холоднее реки.
Снорри двинул челюстью — я уже знал, что это означает задумчивость. Его руки неспешно шевелили весла.
— Значит, твоя бабка отправила меня в ямы, а ты навлек на меня проклятье ее ведьмы?
— Да не искал я тебя! — С пересохшим ртом трудно было изображать беззаботность. — Ты намертво тормознул меня на улице, помнишь?
И я тут же пожалел, что употребил слово «намертво».
— Ты человек чести, — сказал он, ни к кому напрямую не обращаясь. Я хотел отыскать иронию, но чувствовал только искренность. Если он таки притворялся, мне следовало бы брать уроки там, где его этому научили. Я заключил, что он напоминает себе о своем долге, что странно для викинга, долг которого, как правило, не забыть, что грабеж — строго после насилия, ну, или наоборот. — Ты человек чести.
На этот раз громче, глядя прямо на меня. С чего ему такое взбрело в голову, я понятия не имел.
— Да, — соврал я.
— Мы должны решить это как подобает мужчинам.
Вот уж этого я бы точно предпочел не слышать.
— Вот в чем дело, Снорри. — Я рассматривал возможности побега. Можно спрыгнуть с лодки. Мне всегда казалось, что лодка — лишь тонкая доска, которая не спасет от утопления. Если поплыть самому — шансов пойти ко дну столько же, только без деревяшки под тобой. Есть еще вариант с деревом, но карабкаться по иве не особенно сподручно, если ты не белка. Я выбрал последний вариант. — Ой, а что это там? — Я показал на точку на берегу за спиной у норсийца. Впрочем, голову он не повернул. Черт! — Прости, обознался. — И все, возможности кончились. — Так о чем это я? Дело в том… Дело. Ну, честно говоря… — Было необходимо сказать хоть что-нибудь. — Гм. Боюсь, что, если я тебя прикончу, трещина пройдет через тебя, как если бы мы разошлись в разные стороны. А потом — бум! — и секундой позже я окажусь слишком далеко. Конечно, очень соблазнительно попытать свои силы в бою с… Кем ты там у себя числишься?
— Хаульдр. Собственная земля, десять акров от берега Уулиска вверх по склону хребта.
— В общем, как бы мне ни хотелось порвать с условностями и, будучи принцем Красной Марки, сразиться с… э-э… хаульдром, боюсь, что твоей смерти я не переживу. — Он нахмурился, и я понял, что на этот риск он как раз готов, если не найдется лучшего выхода, и решил его опередить. — Но так получилось, что мне лично всегда хотелось побывать на Севере и самому посмотреть, как оно там. И потом, моя бабка так беспокоится из-за этих ваших мертвяков. Ее бы успокоило, если бы мы с этим разобрались. Стало быть, пойду-ка я с тобой.
— Я собираюсь путешествовать быстро. — Снорри нахмурился еще сильнее. — Я и так слишком долго медлил, а путь далек. И имей в виду: когда я туда доберусь, будет много крови. Задержишь меня — и… Впрочем, когда ты в меня врезался, то бежал довольно резво. — Лоб его разгладился, тучи развеялись, и он улыбнулся — не то безумно, не то дружелюбно, но в любом случае опасно. — И еще: ты знаешь местность лучше, чем я. Расскажи мне о жителях Роны.
Типа мы с ним путешествуем вместе, ага. Я подписался сопровождать его в далекий край ради спасения и отмщения. Надеюсь, не очень надолго. Снорри мог бы спасти свою семью, потом перебить своих врагов всех до единого, некромантов и ходячих мертвецов, вот и все. Я подвержен самообману, но никак не мог представить этот план не чем иным, кроме как самоубийственным кошмаром. И все же до ледяного Севера еще далеко — будет много возможностей разорвать связывающее нас заклятье и сбежать домой!
Снорри снова налег на весла, помолчал, потом сказал:
— Встань на минутку.
— Что, правда?
Он кивнул. Я хорошо держусь в седле, а на воде вообще никак. В любом случае, не желая препираться с человеком, с которым едва нашел общий язык, я поднялся на ноги, раскинув руки для равновесия. Он быстро качнул лодку, явно намеренно, и я рухнул в реку, отчаянно хватаясь за ветки ивы, как утопающий за соломинку.
Сквозь плеск я слышал, как ухохатывается Снорри. Еще он что-то говорил: «…чистый… вместе…» Но я улавливал лишь отдельные слова, потому что тонуть тихо мало кому удается. Наконец, бросив попытки выпить всю реку и тем самым спастись, я скрылся под водой в третий и последний раз, и тут он схватил меня за жилет и с пугающей легкостью выдернул обратно. Я лежал на дне лодки, разевая рот, как рыба, и наблевал столько, что хватило бы на целое болото.
— Ублюдок!
Первое мое связное слово — прежде чем я вспомнил, какой он большой и опасный.
— Не могу же я допустить, чтобы ты заявился на Север таким вонючим! — рассмеялся Снорри и снова принялся грести, а ива с сожалением провела по нам своими зелеными пальцами. — И как вообще мужчина может не уметь плавать? Безумие!
Река вынесла нас в море. Через два дня. Мы спали у берега, но на достаточном удалении, чтобы москиты не очень досаждали. Снорри смеялся над моим нытьем.
— На Севере летом бывает столько мошкары, что ее стаи отбрасывают тень на землю.
— Может, поэтому ты такой бледный, — сказал я. — Не загораешь, да еще и потерял много крови.
Заснуть было трудно. Твердая земля и колючая подстилка не способствовали этому. Все вокруг живо напомнило мне поход на Скоррон два года назад. Что верно, то верно, я едва успел пробыть там три недели, прежде чем вернуться и снискать лавры героя перевала Арал, да еще и с больной ногой, которую я потянул не то в бою, не то при слишком резвом перемещении с одного поля брани на другое. Я лежал на жесткой колючей земле, глядя на звезды; в темноте шептала река, а в кустах что-то копошилось и чирикало, шуршало и скрипело. Тогда я подумал о Лизе де Вир и заподозрил, что до своего возвращения во дворец буду с завидной регулярностью спрашивать себя, как же я во все это умудрился ввязаться? А под утро, проникнувшись жалостью к себе, я даже нашел время, чтобы подумать, не могли ли Лиза с сестрами уцелеть при пожаре в оперном театре. Может, Ален убедил своего отца запереть их дома в наказание за то, что они кое с кем водятся.
