- Чего это она?
- Чего, чего... - неохотно откликнулся тот. - Разве ты не знаешь, что когда баба рожает, об этом не говорят и не спрашивают? Или у вас, чаттарцев, по-другому?
- Господи... Ну конечно! Всё в порядке, друг. Всё в полном порядке...
- Веришь - не веришь... - повествовал по дороге Гурук, - Перешли мы границу Чат-Тара. В какой поселок ни войди - тебе привет и приют. Шутка ли - три тыщи изголодавшихся мужиков.
"Ребятки, вы по нам-то пойдете?.." Конечно, ведь вокруг - никого... Тылового и келлангийского солдатья не считая. К нам же - всё по-другому, будь ты тагр или чаттарец, но ведь свой! К часовым на посты ночами приходили... В плащик завернулась, а под плащиком - в одной рубашонке. Я ей, помню: "стой, назад!" Она: "солдатик, миленький". Губёнки, судя по голосу - ох, и трясутся. А ведь не ушла, и штыка моего не испугалась. Время, время уходит у неё, понимаешь... Мужика рядом нет, молодость пролетает быстро... "Что же ты, - спрашиваю, - делаешь, глупая?" "Молчи, - отвечает. - Что надо, то и делаю". Кто знает, а может и действительно - надо... Предупредил: "Если б, - говорю, - ты рожу мою при свете дня увидала..."
Тут она отшатнулась даже: "Прокажённый, что ли?" "Да нет, сестрица, не прокажённый, а побитый я." Она в темноте, - глаз выколи была темнота! - все мои бугры да рытвины на лице ощупала. Чувствую, не поверишь: целует, целует и слезы мне на лицо... Я говорю: "Ну, а как нас с тобой разводящий застукает? У нас, караульной роты, ты знаешь, не то, что говорить или курить - в кусты по нужде отходить не положено. Ведь пришпилит к земле обоих!"
Она: "Так ведь ты и говоришь со мной, и куришь в кулак, сама видала". Я: "А подкрадется кто к обозам в это время?" "Не бойся, миленький, - отвечает, а сама, сладко так, за шею обняла, - не бойся ничего, солдатик. Я пришла к тебе как ветерочек, тихою-незваною, я и уйду как ветерочек, ты и не заметишь..."
Ну что тут поделать... Очнулся я - ни рукой, ни ногой. Она за плечо трясет: "Проснись, солдат, твои идут!" Я вскочил, она мне в руки карабин сует. "Давай, - говорю, - хоть обнимемся напоследок". "Некогда уже", - отвечает. Поцеловала коротенько в губки и - пропала. Слышу - шаги скрипят по снегу, ближе, ближе. Ору: "Стой! Кто идёт! Пароль!" Идут наш капитан Бустар и разводящий со сменой. "Молодец, - говорят, - Колдун, (меня за мои украшения иногда Колдуном прозывают). И как это ты в темноте нас обнаружил? Мы к тебе неслышно подойти хотели, да ты, видать, не дремлешь..."
- А к утру, - продолжил, помолчав, Гурук, - замела позёмка, не оставила мне на память ни следочка, ни солнышка... Эх, женщина, женщина! Она ведь, если как по-настоящему полюбит - сквозь камень пройдёт...
- Ну, - усмехнулся он, - мне в таких-то вещах везло не очень. Лицом не вышел, да и года не те. А кто из наших помоложе - не удержишь. Дорвались! После элтэннских трясин да чаттарских снегов, и вдруг такое... Иной не то, что по одной - по две, по три невесты имел. В карты на них играли - до чего доходило. И всё это - малой кровью, на всём готовом! Разбаловались, конечно, ребята. Но Даурадес терпел до времени. А как добрались до Бугдена - собрал сход. "Вы, - говорит, - солдаты или хмельные коты? Ради того мы пришли сюда, чтобы по дороге превратиться в стадо?" Словом, баб из отряда - вон. Оставили нескольких временно лишь при кухне, госпитале, да жену капитана Верреса. Вёз он ее с самого Элт-Энно и довёз бы, если б вчера... Ей пока ничего не сказали... жалеют, а она его, ты слышал, честит по-элтэннски и так, и разэтак... Бывает у них такое, говорят. Говорят ещё, что оттого к роженицам доктора отцов и не допускают...
- В Бугден мы заходить не стали, - продолжал Гурук. - Так, тишком, мимо прошли. В дороге привели в порядок себя, снаряжение, оружие. На солдат стали похожи. Кто хотел уйти со своими женщинами - тех тоже не обидели. Дорвались люди до мирной жизни! Суточный паёк, жалованье до "жерновка", вещи, оружие. Я сам подумывал уйти. Только с кем останется Даура, если мы разбежимся?
Гриос прервал молчание и бросил:
- В Коугчаре, в чаттарских кварталах одна женщина пускала на ночку солдат гарнизона. Потом у неё в огороде, за домом соседи раскопали целое кладбище из новорожденных младенцев. Распяли бабу на воротах ее собственного жилища, били чем попало, страшно били, пока не убили. Кричала ужасно... А коугчарская солдатня и прочие, кто лазил в её окна по ночам, стояли здесь же, хлопали ладонями по коленям, веселились, паскуды!
Гурук крепко-крепко взял его за руку:
- Будешь говорить с полковником - просись к нам, гвардеец. Обязательно просись!
- Зачем? - горько спросил Гриос.
- Затем, что совесть в тебе не подохла, как в некоторых. Затем, что то, во имя чего мы идём, стоит слишком дорого. Затем, что, - как говорит наш Маркон Стальная Лапа, - свободу, как знамя, должны или нести самые достойные, или - чихал я на такую свободу!
5
Полковая столовая размещалась в помещениях торговых рядов. Дежурные расставляли по длинным деревянным столам посуду, а из-за кухонной перегородки доносились приглушенные фырканье и женский хохот. В окно раздаточной они увидели трех или четырех молоденьких женщин, что возбуждённо приплясывали среди котлов и груд посуды. Из огромной кучи сарделек, наваленных на разделочные доски, девицы извлекли одну, по очереди приставляли её себе и, восклицая: "я - мужик! я - мужик!" - заливались счастливым смехом.
- Эгей, барышни! - вмешался Гурук, до половины вдвигаясь в кухню. - А тагркосские сардельки вам не подойдут?
- Гурук! - радостно откликнулась одна из них. - Ты ведь уже ел... вчера. Так чего же ты хочешь?
- Тебя хочу, - томно отвечал Гурук, просовывая лапы.
Барышни поприседали, схватившись за животы, а одна, более стойкая, ухватила плоский щит и принялась закрывать окошко, что было нелегко - двум изголодавшимся мужчинам с той стороны было не до соблюдения приличий.
В конце концов состоялось примирение и на одном из столов возникли две жестяные миски с похлёбкой, хлеб, кувшин душистого пива и одна на двоих тарелка с теми же сардельками.
Грохнула дверь и в столовую, гремя сапогами, вошёл низенький морщинистый офицер с нашивками капитана.
- Капитан Теверс, - объяснил Гурук.
- Тоже какая-то "тень"? - спросил Гриос.
- Нет, заместитель по снабжению... Доброго здоровья!
- Привет, Колдун! Доброго здоровья... Сидите, сидите! - забеспокоился Теверс, хотя никто и не думал вставать. - Что, как кормят?
- Хороша кашка, да мала чашка, - весело отозвался Гурук.
- Тебе никогда не угодишь. А тут на тебя жалоба поступила. Опять в караулке всю ночь доски строгал.
- Какие доски? - спросил Гриос.
- Да храпел!
Гурук пожал плечами.
- Немудрено с моей-то переносицей. А жалобщикам этим передай, что надо на посту поменьше дрыхнуть, тогда и в караулке ничей храп мешать не будет. Нашли время разоспаться!
