разобраться, чтобы старики не возражали.
Продолжая всхлипывать, девочка взяла его за руку и ушла в тени вместе с прошлым королем веронов.
— Это же был Дунгрог? — спросил Олег у оставшегося с ним Далака.
— Он самый.
— Он же умер.
— Так с её даром никого живого нет, все покойники, — пожал плечами хранитель миров, словно общение с мертвыми для него не являлось чем-то особенным. — И она если из нашего мира выйдет, тоже к ним присоединится. Моя мама к ней не приходит, а вот твой родственник частенько захаживает и объясняет ей, что к чему.
— Почему она пришла ко мне в слезах? — спросил Олег.
— Увидела гибель мира и способ как его спасти. Враг там очень серьезный и риск очень большой. Старички из совета магов отказались рисковать, вот она истерику и закатила: «вы жестокие, не хотите мир спасать». Она хочет всем помочь, а всем не получается. Увы, такие реалии.
— Наверное, тяжело ей с таким даром…
— Тяжело, — согласился Далак.
— А как твоя мама справлялась?
— Моя мама разделяла сознание на две части. Одна была монстром без эмоций, а вторая нормальная: мама, бабушка, которую мы все любили. Мелкая так жить не хочет, потому что моя мама принимала очень жестокие решения, за что её ненавидели в открытых мирах и называли чудовищем. Винили её в смерти родных и любимых. Она миры спасала, а не кого-то по отдельности. Мало кто поймет ясновидящего, каждый день смотрящего на гибель миров.
— Я её понимаю… — Олег снова заглянул в темноту, откуда доносилась мольба о помощи.
— И я понимаю, — посмотрел в ту же сторону Далак, — но есть вещи, которые мы не изменим. Делаем, что можем. Поэтому я сейчас полечу дам кое-кому по рогам, заодно душевное равновесие в норму приведу.
— Слушай, а почему её дар так боятся? Что особенного в том, что она видит будущее?
— В том, что она может просто бросить камень и всё закончить. Твой предок так и делал. Приходил, бросал камень, и армии как домино ложились. Но чтобы так делать, ей надо лично присутствовать.
— Так в этом риск? — посмотрел на мрачного хранителя Олег. — Что она хочет выйти из вашего мира?
— Да, а мы все панически боимся её выпускать. Она — последняя. Других у нас нет.
— Если у Дунгрога был такой сильный дар, то получается наших предыдущих правителей…
— В правильном направлении мыслишь, — опередил его с ответом Далак. — У врага есть оружие против таких, как твой предок. У мамы было немало учеников до Дунгрога, но никто из них не выжил. Едва они выходили из-под барьера мамы, как их сразу убивали. Их выманивали видениями лёгкой победы и всё, маме присылали только их головы. Дунгрог продержался дольше всех, за что и получил звание лучшего ученика мамы. За его головой весь высший эшелон тьмы охотился.
— Но что это за оружие?
— Не знаю, я его никогда не видел. Даже не знаю, в чьих оно руках и как выглядит. Просто знаю, что оно есть. Только маму они свалить очень долго не могли… но и она в конечном итоге не выстояла. И вот мы возимся с пигалицей, которая свято уверена, что она знает как решить проблему с оружием, погубившим тысячи ей подобных. Наивный ребёнок. Не понимает, что её тоже выманивают.
Олег снова подошел к темноте, откуда доносилась мольба. Мальчик сжал кулаки, и только предупреждение Воскрешенной останавливало его от необдуманных действий.
— Кто там заточен? — спросил он.
— Мы называем их страдающими душами, — встал рядом Далак. — Иногда получается кого-то оттуда вырвать, но их там много, а с нашим временным бездействием стало еще больше.
— Есть способ как-то их спасти?
— Избавить от проклятия, но это сложно. И под силу не всем. Как я уже говорил, есть вещи, которые мы не можем изменить, Олег.
Слова Далака звучали разумно, однако сердце их принимать не хотело…
Немногим позже выяснилось, что меняться телами, Олег мог не только с Амроном…
— Прекрати ржать, — потребовал Инаран, нервно откупоривая бутылку вина.
Но гиеноподобный смех зазвучал еще громче, а Акрон сидел за рабочим столом и, закрыв лицо рукой, качал головой.
— Вы хотя бы обсуждаете такие вещи со мной, — сказал опекун вслух.
— Вы бы не разрешили, — отвечал наследник, поморщившись от девчачьего голоса.
Олег стоял перед ним в теле сестры и с непривычки разглядывал руки. Лимра поменьше, чем братья, поэтому к её телу еще надо привыкнуть. Сначала меняться местами он отказывался, но сестра очень хотела увидеться с мамой, а иного безопасного способа дети не придумали. Еще и Яна идею поддержала…
— Это все короли так умели или у нас особенный индивид? — вытирал уголки глаз Генлий, наконец, прекратив смеяться.
— Дарэла и Дирэла так умели, — ответил ему Акрон. — Ладно, мне надо разговаривать с Элом по поводу их матери. Они так и продолжат меняться местами, если мы не организуем им встречи.
— А это не опасно для неё? — уточнил Инаран, нервно отпивая из бокала.
— Учитывая близкое родство с одной личностью, если даже туда кто-то сунется и попытается ей навредить, живым оттуда он не выйдет.
Олег поморщился на слишком жирный намек на него.
— Вот это меня и беспокоит… — проворчал отец.
— Всегда остается возможность перемещения по кровным узам, но для этого мне нужно разрешение Эла.
— Зачем? — присел на кресло Генлий. — Их же радары все равно не видят.
— Лучше даже случайно не привлекать внимания Шераина частыми вылазками. Эл хотя бы на нашей стороне и должен быть в курсе наших телодвижений.
— С этим согласен, — кивнул Генлий, сделав вид, словно его тошнит.
В прошлое свое посещение Олег так и не познакомился с распорядком дня своих брата и сестры, но в теле Лимры всё было по-другому. Вначале его будили, умывали и расчесывали, одевали в платье, затем они с братом и отцом завтракали.
— Жуки? — Олег разглядывал разноцветных букашек, которых даже не потрудились приготовить.
— Чем тебя они не устраивают? — не понял Амрон, накалывая на иголку большое полосатое насекомое.
— Можешь гусеницу съесть, — невозмутимо предложил отец. — Она сытнее и не хрустит. На вкус приятнее.
— Можно уточнить, а чем вообще вероны питаются обычно? — без энтузиазма ткнул таракана Олег.
— Вредителями, — отвечал Амрон с неловкой улыбкой.
— У нас разнообразное меню, — добавил отец. — Мы всеядны и питаемся не только вредителями, но и фруктами и овощами.
Олег прищурился, подозревая, что вероны ели всё, что шевелилось и ползало.
— Можно я фруктов поем? Или овощей?
Отец был иного мнения:
— Растительная пища тебя не насытит, а вот гусеница насытит, — и он протянул
