— Скажи… — Атен облизал вдруг пересохшие губы. "Если я не спрошу сейчас, то не сделаю этого никогда", — подумал он, заставляя себя успокоиться, собраться с силами… Сглотнув комок, подкативший к горлу, он продолжал: — Почему ты безропотно принимаешь то, что дала тебя судьба, идешь простым караванщиком, когда мог бы основать свой город, занять в нем положение, которого заслуживаешь по праву? Твоего дара недостаточно для этого или…
— Я знаю, каково отвечать за чужие жизни. Чем больше дар, тем больше власть, чем больше власть — тем больше ответственность.
— Но ты ведь не боишься ответственности?
— Нет. Страх тут ни при чем. Я просто не хочу.
— Никогда бы не поверил, если б мне сказали, что в мире есть человек, отказывающийся от трона Хранителя, — пораженный, прошептал Атен.
— Меня куда больше удивляет, что у вас находятся наделенные даром, готовые добровольно заточить себя в клетке, пусть даже золотой. Магический дар нуждается в испытании, в дороге. Только в пути он рождается, растет, крепнет… Без этого он угаснет, словно лишенный пищи огонь…
Шамаш умолк. Молчал и караванщик, не решаясь продолжать расспросы, которые вряд ли были способны приблизить его к исполнению надежд.
Атену показалось, что он начал понимать мага. И не только его. Богов тоже. А ведь до сих пор то, что Они бросили мага в снегах пустыни, казалось ему бессмысленно, даже безжалостно странным. Выходило же, что Они просто привели странника к подобным ему. Но если это так, караванщикам было не на что надеяться: стремление обрести свой город так и останется всего лишь мечтой…
"Что ж, — караванщик вздохнул. — На все воля богов. Мы должны благодарить их за то, что они дают, и не просить большего"…
Так он и сидел в тишине, глядя на свои шершавые, мозолистые ладони, словно пытаясь предсказать будущее по причудливо переплетавшимся линиям судьбу.
— Ладно, — когда молчание стало в тягость, Шамаш двинулся к пологу. — Уже поздно. И тебе, и мне нужно отдохнуть, — и он ушел, оставив караванщика наедине со своими мыслями.
Тусклый свет практически выгоревшей лампы освещал похожее на пещеру чрево повозки — маленький мирок караванщика, то единственное, что в странствиях по бесконечным дорогам пустыни отделяло его от снежной пустыни, не позволяя упасть, утонуть в ее бесконечности, замерзнуть во власти холодного дурманящего дыхания.
В эту ночь вокруг царила тишина — редкая спутница каравана. Тяжелый купол шатра и прочные толстые шкуры повозок заглушали звуки. И казались такими далекими, словно пришедшими из иного мира, шелест снега, тяжелое, грустное дыхание одинокой пустыни да возгласы дозорных, похожие на обрывки слов, произнесенных на чужом, непонятном языке.
Поджав ноги и подперев рукой голову, на грани между явью и сном, Атен бездумно смотрел перед собой ничего не видевшим взглядом, не узнавая окружавшего его, словно он стал чужим.
Хозяин каравана был не в силах разобраться в своих чувствах. В этот миг более всего на свете ему хотелось покинуть повозку, стоявшую на грани, по одну из сторон которой царила снежная пустыня, по другую, в шатре, беззаботно спал караван. Вот только он никак не мог решить, куда ему идти…
— Атен! — вместе с порывом морозного, искрившегося осколками снега ветра, в повозку ворвался голос Евсея, приподнявшего внешний полог.
— Залезай скорее, не напускай холода, — недовольно проворчал хозяин каравана, не удостоив помощника даже взглядом.
— Почему не спишь? — тот снял посеребренную изморозью шапку, расстегнул полушубок и уже торопливо растирал шерстяным платком замерзшие щеки и нос. — Братишка, признаюсь, ты выглядишь неважно. Тебе стоит хоть немного отдохнуть, пока все спокойно.
— Появились предвестницы Метели? — голос караванщика звучал безразлично, как-то отрешенно, словно в этот миг он был слишком далек от мыслей о реальном мире и его обыденных забот. Да, он спрашивал. Но, при этом, не ждал ответа.
— Нет, ветер тих и робок, словно невеста накануне свадьбы, ночь ясна и пустыня от горизонта до горизонта лежит, как серебряная чеканная тарелка… — беззаботно ответил помощник.
— К чему было ставить шатер, когда погода позволяет каравану продолжать путь? Люди забыли о том, что нужно экономить тепло… Маг совсем нас избаловал… — хмуро глядя куда-то в сторону, ворчал Атен. В его голосе не было ни осуждения, ни злости — лишь непонятная тоска, замешенная на глубокой, скрываемой вдали от чужих глаз, боли. — И зачем ты убедил меня согласиться…? - зевнув, Атен потер слипавшиеся глаза, тратя все силы на то, чтобы не позволить сознанию сбежать в представлявшийся таким сладостным и желанным мир сна.
Он недовольно поморщился, вынужденный признать, что действительно устал. И это несмотря на то, что последние месяцы были удивительно спокойными и безоблачными.
"Снежные боги!" — Атен затряс головой, стараясь сбросить наваждение и прервать казавшиеся бесполезными размышления. Наверно, ему действительно не следовало бороться с дремой. Он должен отдохнуть, пока опасности не приблизились к каравану. Ведь сколько их ждет в пути: снежные трещины, взбесившиеся ветра, тяжелые, слепящие снегопады, наконец, разбойники…
Хозяин каравана усмехнулся. Теперь он мог позволить себе это. С тех пор, как караванщики узнали, что пустыня привела к ним наделенного даром, многое изменилось. Люди и сами не заметили, как случилось, что страхи, которые совсем недавно заставляли замирать сердце, трепетать в постоянном напряжении, теперь казались какими-то призрачными, нереальными. Пусть они еще не успели совсем забыться, но их матовая дымка более не укрывала собой весь мир, затмевая свет солнца и очерняя костер луны. Пусть снежная пустыня, хотя она и стала добрее, не превратилась, будто в сказке, в зеленую равнину, и по-прежнему ночами случались трескучие морозы, от которых перехватывало дыхание и слезились глаза. Но в людях поселилась спокойная уверенность в том, что тепла всегда будет вдоволь. Не надо экономить огненную воду, боясь, что она закончится. Не надо дрожать от страха перед тем, что сломаются сложные, понятные лишь очень немногим механизмы, обогревавшие повозки, позволявшие возводить шатер. Ведь когда у каравана свой Хранитель, беды не посмеют приблизиться к нему.
— Что с тобой происходит? — от внимания Евсея не ускользнули все те чувства, которые промелькнули на лице брата.
— Ничего! — поспешно ответил Атен, достаточно резко, чтобы показать помощнику, что ему совсем не хочется говорить.
— Ты опять за свое? — тот осуждающе взглянул на брата. — Сколько раз повторять: не носи тяжкие мысли в груди, выпусти их на волю, и тебе станет легче. Расскажи. Однажды ты признал, что я наделен некоторыми качествами служителя. Позволь же мне пусть ненадолго стать им теперь, когда в караване появился Хранитель.
