Полуэльфка впервые с сожалением смотрела на свою работу.
Наемница принесла дурные вести. Недавно на границе убили одного «отрекшегося». Стрела вылетела с сильванийского берега Реки Света, или Светлянки, как ее для простоты называли путешественники. Хотя, что теперь от нее осталось? Мириады светлячков больше не кружили по берегам ночью, как это было раньше.
Сколько крови унесла эта река в море Молчания и сколько еще унесет, но запах смерти уже спугнул чутких насекомых и ночное дивное свечение, которое они создавали у воды, навсегда исчезло. Жучки улетели в обители Сильвана и теперь там, среди ручьев и водопадов, испускали свой тусклый разноцветный свет.
Полуэльфка лишь горестно усмехнулась, вспоминая как в детстве, пока мать укрывала ее от эльфов, она ходила к лесным озерам по вечерам и видела эти кружащие в воздухе огоньки. Тогда стрелы не свистели в воздухе для забавы, лишая кого-то жизни. Тогда дети не взрослели так рано… Она бросила взгляд на Карнажа и в памяти вспыхнула недавняя драка. Как холодно и расчетливо, безжалостно он дрался. На островах ей приходилось видеть бойцов владевших таким искусством. Конечно, их уровень мастерства был лучше, но в самом корне оно отличалось от простой драки. Жесткие удары, холодные взгляды, молниеносные атаки — преображение происходило в мгновение ока, когда боец принимал боевую стойку. До этого он был простым и понятным, не громадным как Валекс и не щуплым как маэстро. Так и не скажешь, что его руки и ноги были сделаны словно из крепких как железо пород островитянских деревьев.
«Островитяне» — какими жуткими и непонятными они ей казались, до тех пор пока она не познакомилась с ними поближе. С теми, кого без разбору вложили в это слово, не важно откуда они, с севера или с юга, ведь прибыли из-за моря, а значит были чужды жителям Материка.
Потому как все на большой земле живут как одна дружная семья. А вот она и он, Карнаж, дети этой «семьи», и что же? Казалось бы, они везде должны быть своими, но нет. Все повернулось наоборот. Они нигде не стали своими, потому что в них видели только ту, другую половину их крови, и все грехи списывали на это. К тому же, всякий раз подчеркивали, что, видимо, родная осуждающим половина была явно слабее той, другой.
— Я же запретил тебе, — подал голос «ловец удачи».
— Проснулся и сразу скалить зубы, песик? — с издевкой произнесла наемница, но голос ее звучал обиженно, — Извини, но тебя тоже прогоняют из твоей конуры. Или ты ждешь, пока Клара скажет тебе все в лицо?
— Что ты несешь?
— Скажи мне, много ли в обозе полукровок?
Карнаж задумался, больше удивляясь к чему этот вопрос, нежели размышляя над ответом.
— Только двое. Ты и я. Понимаешь?
— Я не разделяю твоей ненависти к чистокровным, — ответил Феникс.
— Превосходно, а теперь их спроси, «разделяют» ли они твое мнение? Для Тарда ты наемник, а для циркачей «разделяешь» со мной участь причин всех несчастий. Особенно после исчезновения Валекса.
— Что тебе нужно от меня?! — понизил голос «ловец удачи».
— Ничего! Мне ни от кого ничего не нужно! — огрызнулась наемница.
— Потише, разбудишь Нэй!
Она отвернулась.
— Ба! — глаза Карнажа сверкнули от неожиданной догадки, — Тебе нужно общество кого-нибудь? Попутчик, так?
Полуэльфка одарила его колючим взглядом и ответила:
— Я не люблю быть совсем одна.
Следующая, уже готовая вырваться фраза Феникса, застряла у него в горле. Эта наемница произнесла те же слова, что часто повторял он тем, кому доверял, когда его спрашивали почему он идет вместе с ними, а не пришпорит лошадь, ведь «ловца удачи», как волка, ноги кормили.
— Я тоже, — выдавил из себя полукровка, внезапно поняв, что он и вправду лишний в этом фургоне.
— Собирай свои манатки и пойдем, — она положила руку ему на плечо, — Поверь мне, я многое повидала на своем веку, гораздо больше чем ты. Я слышала о тебе раньше. Думала, что ты житейски мудрее и понимаешь некоторые вещи. Видимо не все. Циркачи никогда не признают того, что ты для них сделал. Я хотела все взять на себя, но ты остановил мою саблю. Ты защитил их от животного, которого теперь Клара величает «бедным дурачком», а тебя не иначе как «жестоким мальчишкой», которому избить человека все равно что камнем в воробья кинуть. Это я без ее ругани и прочего тебе сказала. Маэстро — добрый старикан, но он тоже не поймет. Он должен развлекать людей, а ты невольно разрушил то, чем он жил. И чего я тебе все это говорю?
— Действительно! Зачем? Стой в стороне, — прищурился Карнаж.
— Не буду, потому что я тоже хотела помочь им, в сотый раз понимая, что слово «помощь» слишком туманно для людей. Да, людей! Отрасти Клара свою бороду хоть до пупа, она все равно человек. Маэстро — это феларец старой закалки. И твоя Нэй тоже человек. Ее воспитали люди, с заботливой жестокостью отсекая от корней лесного народа. Я жалею о том, что поставила ей татуировку. Она не «отрекшаяся», она просто человек с телом эльфа. Если уж на то пошло, то от храмовниц можно было просто отвязаться, найти мастера и поставить ей клеймо воровки или проститутки, и не на лицо. И все. А теперь спорь! Скажи, что я не права. Что она и правда отметает все эльфийское, сознательно. Ну?
Феникс молча опустил голову.
— То-то же, — понизила голос наемница, — А за тобой я пришла, потому что ты тоже полукровка. Я держусь своих и всегда помогаю наполовину единым со мной по крови. Помнишь лангвальдское соглашение о взаимопомощи? Нет? А вот мне напомнили лет пять назад, нарисовав черную стрелу в углу глаза.
— А как же Нэй?
— О! Клара позаботится, как нежная мамочка! Вон уже всех гномов из отряда Тарда наизнанку вывернула слезами и мольбами о снадобьях. Ты же… уходи, пока тебя не вытолкали взашей.
— Первое правило пропойцы, заливающего шары в долг? — со слабой усмешкой ответил Карнаж.
— Оно самое, — наемница облизнула губы своим раздвоенным языком и поправила ремни, обхватывающие ее голени под коротким платьем из грубой кожи.
Вдвоем они вылезли из фургона и пошли в головную часть обоза.
— Как тебя называть? Я даже не знаю твоего имени, — поинтересовался Феникс, испытывая истинное любопытство, как таких величали.
— К чему тебе? Я отказалась от собственного имени в знак почтения к тому человекоящеру, который меня однажды выходил. Хотя я убивала его собратьев, но он залечил мои раны.
— Теперь понятно, почему ты так выглядишь. Это его работа?
— Да, он раздвоил мне язык и сделал чешуйчатый узор на лбу пока я была обессилена от ран. И дал новое имя — Гюрза.
