На него посмотрели, как на глупого.
— Ну, о войне, разумеется, — снисходительно пояснил Стивенсон. Дескать, чем ещё ты нам можешь быть интересен? Уж конечно, не своим естествознанием!
— О войне. Так. Понятно. Господа, война длилась пять лет, всего не перескажешь. Вы бы не могли конкретизировать?
— А? Чего?
— Уточнить, о чём именно вам рассказать, — терпеливо разъяснил Веттели.
С полминуты они молча переглядываясь. Потом Бассингтон нашёлся — выпалил кровожадно:
— Расскажите, как вы в первый раз убили врага, сэр!
Глаза у мальчишек разгорелись.
А Веттели почувствовал, как внутри, там, где полагается гнездиться душе, стало холодно, пусто и скучно. Он слишком хорошо, в деталях и нюансах ощущений, помнил, как убивал в первый раз. Тогда вообще многое случилось впервые.
…Стоял безумно жаркий день. Впрочем, других дней в Махаджанапади почти не было, но тогда он этого ещё не знал и надеялся на лучшее. Дорога вилась меж рисовых полей — не сам угадал, что рисовые, сержант подсказал, — и цвет её был красным. Воздух над ней струился, как вода. По краям время от времени попадалось что-то мёртвое, зловонное, над ним столбом роились мухи. В небе на расправленных крылах парили крупные птицы, ловили потоки жаркого воздуха. Вдали поднимались горы.
— Красиво, — тихо заметил Лайонел Биккерст, он любил писать акварели и тонко чувствовал прекрасное.
Сержант его услышал и плюнул через дырку на месте переднего зуба:
— Стервятники, сэр.
У сержанта была совершенно разбойничья рожа, рассечённая старым шрамом от виска к подбородку.
Местами дорогу пересекали русла ручьев, стекавших с рисовых полей. Вода в них почти пересохла, осталась красноватая жидкая грязь. Над ней тоже кружились насекомые. Солнце палило всё сильнее, жгло лицо, чей цвет к тому времени уже перестал быть свежим и приобрёл явственный зелёный оттенок — результат мучительного трёхнедельного плавания от порта Баргейт до берегов Махаджанапади. Похоже, очень скоро ему, лицу, предстояло вновь поменять окраску, теперь уже на багровую.
Дорога обогнула плешивый холм, слева стала видна бамбуковая роща. Высоченные голые стволы, увенчанные метёлками листвы. От них невозможно было отвести взгляд. Тень. Прохлада. Отдых.
— Сворачиваем! — придерживая коня, приказал капитан Хобб. Он был таким же новичком, как и пятеро его спутников-лейтенантов, следующих к месту службы, в расположение стрелковой роты 27 Королевского полка. Капитану недавно исполнилось двадцать два, он окончил военную школу и воображал себя отлично подготовленным полководцем. Лейтенантам едва минуло шестнадцать, они не оканчивали военной школы, прошли лишь ускоренный курс подготовки младших офицеров и уже успели уяснить, что значат для этого мира гораздо меньше, чем им представлялось в Эрчестере. Они были моложе, но иллюзий у них осталось меньше, чем у бравого и самоуверенного капитана Хобба.
— Сэр! — вскричал сержант, назначенный им в провожатые. — Этого нельзя делать ни в коем случае! Это может быть опасно! До нашего лагеря всего три мили…
— Кто вам позволил спорить со старшим по званию, сержант? — возмущённо перебил капитан. — И о какой опасности речь? Разве территория не контролируется нашими войсками? По-вашему, мы на своей земле должны шарахаться от каждого дерева? Сворачиваем. Короткая передышка будет нам полезна.
— Сэр! — загорелое лицо сержанта налилось кровью. — Мы можем попасть в засаду. Я вас предупредил, сэр.
Капитан не удостоил его ответом.
— За мной, господа!
Пятеро всадников не сдвинулись с места. Магии их обучал профессор Энред Освиу Мерлин, прямой потомок ТОГО САМОГО (если, конечно, не ТОТ САМЫЙ, просто не желающий в этом признаваться). Все пятеро отчётливо чуяли беду.
Капитан Хобб сверкнул красивыми карими очами.
— Господа! Вы намерены начать службу с дисциплинарного взыскания за неподчинение вышестоящему офицеру? Я должен упрекнуть вас в трусости, господа?
Унылая вереница потянулась в рощу. Её прохлада больше не манила, зелень казалась пропитанной ядом. А потом что-то коротко и зло блеснуло впереди. Они ещё не знали, как сверкает на солнце вражеская сталь, ещё надеялись, вдруг это случайный блик, мирный солнечный зайчик.
Семеро вооружённых пиками всадников в просторных цветных одеждах выскочили из рощи им наперерез. Тёмные лица, яркие белки глаз, белые зубы под чёрными усами. Эти зубы сразу бросались в глаза. Забавно: перед смертью, которую в тот миг считал неминуемой, Веттели думал о чужих зубах.
Семеро против семерых — но никто не назвал бы силы равными. Это понимали юные лейтенанты, и что гораздо хуже, это понимал противник. Исход сражения был предрешён. Но глупо было умереть просто так, даже не попытавшись хоть что-то предпринять. И они палили, палили во врага, без всякой надежды на спасение. Из вредности, можно сказать.
Вот тогда он и убил в первый раз, выстрелом из фламера.
Зачем он вообще схватил фламер, опасное, неверное оружие, требующее специальной магической подготовки, когда под рукой был нормальный офицерский шестизарядный риттер, из которого его уже научили неплохо бить в цель? Да кто его знает! Может, одурел от страха, а может, так было угодно добрым богам. Нередко случается, что новичкам вообще не удаётся выстрелить из фламера, ещё чаще из его дула медленно выплывает маленький, красный огненный шарик и, посвистывая, тает в воздухе, не причинив никому вреда. С Веттели произошло прямо противоположное. Огромная, как дыня, ослепительно белая сфера с рёвом вырвалась из ствола и со скоростью пули, чуть под углом, ударила в живот мятежника. Остро пахнуло горелым мясом. Человек выпустил поводья, нелепо взмахнул руками и стал валиться с коня. Лицо его продолжало хищно, белозубо улыбаться — он ещё не понял, что умер. А живота у него не осталось — только аккуратная обугленная дыра, через неё было видно насквозь. Веттели смотрел в эту дыру и ничего больше не замечал, хотя всё вокруг грохотало, орало и падало. Внутри, там, где полагается гнездиться душе, было холодно, пусто и скучно, даже страх пропал.
Потом он всё-таки заставил себя собраться, достал, наконец, риттер, принялся палить в белый свет, но это уже не могло им помочь, конец стремительно приближался.
Вдруг в ответ на их перестрелку раздались новые выстрелы, откуда-то со стороны.
