— Спасибо, — сказала Дина. Ей отчего-то захотелось плакать.
— Э, красавица, — сказал грустно водитель. — Спасибо Аллаху скажешь. За вами гонится кто?
— Не должны, — сказал Черный, который уже разыскал аптечку и теперь рылся в ней.
— Ну и хорошо, — сказал водитель. — Покажешь, где это твое Янино-манино.
— Вы, где Колтушское, знаете? — спросил Черный.
Водитель кивнул:
— Знаю, как не знать? У меня в Колтушах брат живет, езжу туда, на выходные езжу, у него детишки малые, навещаю племянники, знаю Колтушское, как не знать.
— Вы до Колтушского, если не трудно, довезите, — попросил Черный. — Там немного проехать, я покажу.
— Договорились, — сказал водитель задумчиво. — Только через город поедем. Много-много времени меньше через город.
— А почему не по объездной? — спросила Дина. — Я думала, по объездной времени меньше.
— Объездная ремонт идет, — лаконично ответил водитель.
Дина кивнула, хотя ей вовсе не улыбалось ехать через город. В городе были гаишники, которые, остановив грязную 'копейку', получили бы, кроме легкой добычи в лице черноусого кавказца, еще и окровавленного пассажира без паспорта. Но вокруг уже плыли айсберги новостроек, змеились дорожные развязки, становился многоводным поток машин: начинался город. Вдруг мигнули огоньками фонари над дорогой, затеплились желтым светом, а затем ярко вспыхнули все разом, словно на праздник. 'Поздно уже', - подумала Дина. Июньский вечер казался из-за дождя неуютным, сиротским, и ей до слез захотелось очутиться дома. Только, если раньше вернуться не позволяла гордость, то теперь — вина и страх перед Тимом. 'На помойке сдохну, — пронеслось в голове. — Как в прошлый раз. Все повторяется, так мне и надо…' Правда, сейчас никакой помойки не было, был только старый автомобиль, пропахший запахом овощного базара, но теплый и уютный. Так что Дина заставила себя успокоиться. И оставалась спокойной целых двадцать минут.
'Копейка' заглохла, когда они ехали по незнакомому проспекту в безлюдном промышленном районе. Все произошло очень просто. Остановились перед светофором, и двигатель потерял сознание. Водитель молча, без брани и междометий, принялся терзать стартер, но машина только жаловалась тихонько. Видно, такое случилось не в первый, не в десятый и даже не в сотый раз. Потом кавказец бросил: 'Пять минута подожди' и выскочил из машины. Он поднял капот, принялся там негромко чем-то позвякивать, причем по салону 'копейки' потек приторный химический запах.
— Приехали, — негромко сказал Черный.
— Сейчас поедем, — успокаивающе сказала Дина. — Видишь, он знает, что делает.
— Даже я знаю, что он делает, — сказал Черный. — Он пытается оживить труп.
— Ну, ничего, ничего, — сказала Дина. — Оживит как-нибудь.
Черный закончил протирать руку ваткой, смоченной перекисью. Рана выглядела неплохо. Края были ровными, кровь остановилась.
— Забинтуй снова, — попросил Черный.
Дина взяла брусочек бинта и принялась обматывать руку.
— Знаешь, — сказала она, — ты тогда, утром, сказал, что я вполсилы работаю.
— Ничего я не говорил, — перебил ее Черный, но Дина покачала головой:
— Неважно. Говорил, или собирался сказать… Неважно. В общем, я тебе клянусь: сильнее, чем сегодня, я еще никогда не дарила.
Черный задумался. Дина закончила бинтовать руку и завязала концы бинта одноухим узлом. Она поискала, куда бы сунуть прежнюю повязку — пропитанную кровью тряпку, лоскут, оторванный от подкладки плаща — и, не найдя, брезгливо затолкала в карман.
— Тогда в чем дело, а? — спросил он. — Ведь нам не просто не везет. Мы будто… не знаю, будто проклятие какое-то на нас. Вон, драндулет этот поймали — и тот сломался.
Дина обняла Черного, приложила ухо к его груди. Было очень неудобно сидеть вот так, изогнувшись. Дина понимала, что сейчас она выглядит не как великолепная кошка, а как теленок, жмущийся к матери. Но ей хотелось быть поближе к Черному.
'Возлюбленный, возлюбленный…'
— Все будет хорошо, — сказала она. — Наверное, это я во всем виновата. Наверное, я слабее стала, вот и все.
'…Краток наш век, и жестоки враги наши…'
Ей не давала покоя одна мысль. Мысль эта металась в голове, словно оса, попавшая в пакет со сластями, настойчиво, яростно, неустанно. Дина понимала, что, если дать мысли вырваться, начать ее думать по-настоящему, то она отравит ядом все вокруг. И Дина старалась не думать. Но не думать получалось все хуже и хуже.
Мысль была такая: 'Мы прокляты'.
Теперь, когда Черный сказал о проклятии, Дине стало страшно. Оса нашла в пакете крошечную дырку и теперь вовсю работала челюстями, чтобы ее расширить. Можно было надеяться, что Дина просто не могла накачивать никого, кроме Тима. Как-никак, он был ее первым и единственным партнером, если не считать Черного. 'Импринтинг, вот как это называется, — думала Дина. — Просто я зациклила свой дар на Тимке и слабею вдали от него. Как сказочный герой, который брал силу из земли. Подняли его над землей — стал слабее ребенка'. С другой стороны, Черный тоже больше не мог дарить, потерял свои способности. Теперь, как Черный с Диной ни старались, сколько нежности ни выливали друг на друга, результат был один. Сначала — легкое везение, потом — беспросветная полоса неудач. А Черный вряд ли страдал от импринтинга на Тима. За последний год бывшие друзья ни разу не встретились
'Мы прокляты', - невольно подумала Дина еще раз. Мысль была глупая, но все объясняла. К тому же, как ни крути, они заслужили проклятие. Дина предала мужа, Черный увел жену у друга. Они поступили плохо и теперь за это расплачивались. Вернее, они поступили так, как им хотелось. 'Слушая Тотем, поступишь верно', - подумала Дина. Эти слова знал любой хинко, но теперь Дине вспомнился бритый бандит, и слова вместо успокоения принесли ужас.
Металлическое звяканье под капотом прекратилось. 'Сейчас поедем', - решила Дина, и ужас отступил. Не было никакого проклятия, не было возмездия. Просто загадочное, священное умение повышать удачу имело свои загадочные законы, которые трудно было постичь человеку. 'Сейчас поедем', - подумала Дина опять, и ей стало легче.
— Не двигайся, — пробормотал Черный и пригнулся. — Главное, лицо не поднимай. Толь-ко-не-дви-гай-ся…
Дина застыла, вжавшись в сиденье, спрятала лицо у Черного на груди, но краем глаза все равно увидела, как водитель растерянно потирает руки, черные от машинной смазки, и, неистово дергая головой, что-то отвечает огромному милиционеру. Тучному, седоватому милиционеру, который даже спиной умудрялся излучать уныние и покорность судьбе.
— Это он, — прошептала Дина. — Смотри, Макс, это же он! Что творится, а?
