Женщина снова умолкла, погрузившись, видимо, в грустные воспоминания. Какое-то время над собравшимися висела тягостная, подавляющая мысли и чувства тишина.
- Пожалуйста, - не выдержав, первая нарушила ее Нана. – Продолжайте. Мы должны все знать, во всем разобраться.
- Слуги Хозяина отбирают только самых здоровых и крепких детей. За ними ухаживают... как за домашней скотиной, предназначенной на убой. А когда приходит время, их небольшими партиями переводят в Санаторий, где богатенькие клиенты Хозяина сами выбирают себе доноров.
Эти проклятые старики настолько алчны и ненасытны, что, стоит им раз присосаться к своей жертве, и они уже не могут остановиться. Так некоторые из них, перескочив намеченный Хозяином рубеж, снова превращаются в детей. О! Это невыносимо отвратительное зрелище! – Женщина брезгливо и болезненно сморщилась, будто в рот ей попало что-то очень горькое. – Они верещат от злости, если им кажется, что омоложение идет недостаточно быстро, или униженно клянчат продолжения, ни чуточки не заботясь о тех, кто отдает им свои силы и молодость. Свою жизнь!
- А действительно. Что с ними случается потом? – дрогнувшим голосом спросила Нана.
- Использованные доноры навсегда исчезают в подвалах Санатория, где быстро погибают,- нехотя ответила женщина, покосившись на странно притихшего сына.
- Так вот что такое Богодельня, – в отчаянии пробормотала Нана. – Вот куда угодили наши друзья.
Шестой не спускал с матери округлившихся от ужаса глаз.
- Да как же на вашей планете допускают такое? – севшим голосом хрипло прошептал Гагик, пряча в карманы руки, чтобы никто не заметил, как они дрожат. – Почему никто не пытается бороться с этим?
- Для того, чтобы бороться, нужно знать с чем. А клиенты Хозяина, кровно заинтересованные в его услугах, умеют хранить тайну. Обыкновенные жители страны ничего не знают о Хозяине, потому что он очень редко покидает глухие стены своего Санатория. Но слухи о том, что пропадают дети, постепенно обрастают легендами. Люди напуганы. Они начали бояться заводить детей. И теперь население нашей страны катастрофически сокращается. Если так будет продолжаться и дальше, нам грозит вымирание.
- Вы хотите сказать, что родители даже не пытались вернуть своих пропавших детей? – удивился Гагик.
Женщина лишь нервно пожала плечом.
- Да как же такое может быть? – взорвалась Нана. – Допустим, они не знают про Санаторий. Но где находится Интернат ведь им известно. Пусть ворвутся туда. Пусть силой заберут своих детей. Тогда у Хозяина не будет больше доноров.
- Вот именно, - поддержал ее Гагик. – И его лавочка захлопнется.
- Дело в том, - мрачно проговорила женщина, - что врываться-то некому.
- Как это? – в один голос воскликнули Нана и Гагик.
- Через год или два после того, как ребенок попадает в Интернат, его родители таинственным образом исчезают.
Нана с Гагиком, потрясенные, переглянулись.
- Но люди не могли не заметить чудесного и нелепого омоложения старцев из Парламента, их необъяснимого превращения в малышей. Заподозрив неладное, они начали требовать ответа. А те, объявив народ бунтарями, напускают на них своих роботов. Люди в отчаянии и растерянности. Они никак не могут докопаться до истины. – Женщина поднялась, нервно прошлась по комнате и, остановившись перед окном, надолго умолкла.
- Расскажите нам о себе, - попросила Нана, глядя ей в спину. – О себе и о вашем сыне.
Женщина вздрогнула. Видно было, как напрягся каждый ее мускул. Она не обернулась. А когда заговорила, голос ее звучал глухо, как из могилы.
- Мне легче умереть, чем говорить об этом... в присутствии моего мальчика. Но я ведь и так уже давно мертва внутри... Мальчика моего у меня похитили, когда он лишь едва научился ходить. Прямо на улице. При свете дня. Я не переставала его искать, но все было напрасно. В ту пору я училась управлять сложными медицинскими машинами. И когда закончила учебу, мне предложили работу, пообещав, что я не буду ни в чем знать нужды, но без права выхода с места работы. Мне нечего было терять. Все, что было у меня дорогого, я уже потеряла. Я согласилась. И попала сюда. Страшную правду я узнала лишь когда начала исполнять эту гнусную работу. Не делать ее я уже не могла. Живой меня отсюда никто бы не отпустил. Во время сеансов роботы бдительно следят за каждым моим движением и не допустят даже малейшего отклонения от инструкций.
Теперь женщина говорила, глядя в пол, с мучительной, обреченной решимостью, как на исповеди. Да это и была исповедь, которую к тому же слушал не священник за перегородкой, а ее собственный сын.
- В виде особого доверия Хозяин начал время от времени посылать меня в Интернат, отбирать «созревших» доноров. И однажды среди несчастных детей я нашла своего мальчика. Но чем... чем? я могла помочь ему, кроме того, что оттягивала день его перевода в Санаторий. Я даже не смела открыться ему. Я молча умирала от горя и страха за его судьбу.
Случилось так, - продолжала она, - что однажды вместо меня послали в Интернат мою напарницу.И с очередной партией доноров она привела в Санаторий моего сына. – Женщина понизила голос до еле слышного шепота. – С того дня я не сплю ни одной ночи. Я знаю, что нет и не может быть спасения...
- Так не бывает, - твердо возразила Нана. – Выход есть в любой ситуации. Его просто нужно суметь найти.
Женщина безнадежно покачала головой:
- Это не тот случай. Вас слишком мало и вы еще дети.
- Ну не такие уж мы и дети, - оскорбился за обоих Гагик. – А если вы с вашей напарницей примкнете к нам, вместе мы наверняка что-нибудь придумаем.
- Моя напарница? Да о чем ты говоришь! – женщина энергично замотала головой. – В ее сердце нет ни сострадания, ни жалости к несчастным жертвам. Она относится к ним, как к энергетическому сырью. Кроме того, Хозяин пообещал нам обеим за верную службу подарить вторую молодость. А она панически боится старости и ждет не дождется, когда он исполнит свое обещание. Она выдаст Хозяину любого, кто осмелится помешать осуществлению ее планов. – Виновато отводя глаза, женщина добавила: - Как знать, может и я была бы такой же, если бы не мой мальчик.
- А я-то верил тебе, что там, в лаборатории, ты лечишь заболевших детей, - вдруг заговорил молчавший до сих пор Шестой. В детском голоске его звенели боль, осуждение, упрек.
Женщина изменилась в лице. Побледнела.
- Теперь ты возненавидишь меня?
- То, что ты делаешь, ужасно.
- Но я... я всего лишь бесправный исполнитель. Я хуже робота. Если бы даже я отказалась, нашлись бы другие, - оправдывалась она.
- Другие не ты. И ты не робот, - холодно обронил мальчик. – Дети, с которыми я рос в Интернате, на моих глазах превращаются в дряхлых стариков. Я никак не мог понять, почему это с ними происходит. И вот я узнал, что отнимает у них жизнь и молодость та, которую я любил больше всего на свете.
