себя барон и трясет головой: — нельзя такое со стариком проделывать. А ну как у меня сердце отказало бы от такого вот зрелища? Наследника то у меня до сих пор нет, одних девок моя Люсиль рожала, царство ей небесное.
— Клянусь Святым Бенедиктом, вот это сиськи — говорит сержант: — вы словно картинка, миледи. Вас надо на флаге рисовать, и любой мужчина за этим флагом на край света пойдет.
— Завидовать нехорошо, но мы все тут завидуем вам, виконт. Вы не думали о том, чтобы уступить контракт? Заплачу очень хорошо. Я человек не бедный, могу себе позволить. Что скажете? — прищуривается барон, не отводя взгляд от Тайры.
— Что? Нет, к сожалению, я… привязан к своей наложнице по сентиментальным соображениям — быстро отвечает Сокранос: — она мне очень близка.
— Так ты тогда скажи ей, чтобы так не делала, а то у нас в пограничье народ лихой, а баб на всех не хватает — бурчит сержант, вытирая вино с рубахи и добившись только того, что пятно становится больше: — не посмотрят, что ты виконт, дадут по башке и все тут. А бабу твою продадут, в Западном Мо за нее целое состояние выручить можно.
— Ладно. Хочешь знать про некроманта, девица? — хмурится барон: — некроманты вообще твари страшные и ежели упустить кого, да дать ему возможность армию на погостах деревенских набрать — то и справиться с ним невозможно без Светлого Слова да инквизиции. Кабы не это, то давно они всю Империю захватили бы да правили как у себя дома.
— Милорд… — начинает было сержант, но барон перебивает его, хлопнув ладонью по столу.
— Так и есть! Нежить ни стрелой, ни копьем не взять. Ей только голову рубить или череп дробить шестопером. Заклинания… опять-таки горит она плохо и… где у нас Магнус? Магнус⁈ Опять этот бездельник… эй, кликните Магнуса в залу! Чего это он сидит у себя, когда гости в замке? Вот пусть и скажет, как горит нежить! В прошлый раз он сколько огненных шаров в мертвяков запустил?
— Но ловчие ямы неплохо себя показали — ворчит сержант: — те, что с кольями.
— Колья твои опять… войну кольями не выиграешь! — ревет барон.
— Грамотно расположенные ловушки могут лишить врага преимущества! — вскакивает на ноги сержант и некоторое время они вдвоем смотрят друг на друга залитыми кровью глазами.
— Ладно. — говорит барон и тяжело опускается на стул: — ладно. Ловушки, колья… ладно. А то, что каждый твой павший товарищ в бою — войско некроманта пополняет? А?
— Пся крев. — глухо ругается сержант, в свою очередь опускаясь на стул: — это нечестно и подло. Не по-человечески это.
— Будешь мне говорить — вздыхает барон: — честные битвы и их искусство ушло в прошлое. Вот как только магия в этот мир пришла, слава Богу Императору, так и все. Теперь войны совсем по-другому ведутся.
— Оживлять павших — говорит Тайра: — а где такому учат?
— Что? — барон хватается за свое необъятное брюхо и глухо хохочет: — что ты спросила, дорогая? Никак выучиться на некроманта хочешь?
— У меня умерло несколько моих близких людей — объясняет Тайра, к ужасу Сокраноса: — я бы хотела их оживить. Восстановить. Хорошо, что это возможно.
— Кажись я теперь понял — барон кидает на Сокраноса жалостливый взгляд: — что же… ты не расстраивайся, виконт. Природа она такая — ежели кому красоты да телес отсыпет, того чего-то иного лишит. Вот разума, например. А я-то гадал, чего она почти голая ходит да не смущается… и перед старшими шапку не ломает, а оно вона как. И давно она разумом скорбна? — обращается он к Сокраносу.
— Да… с детства самого — хватается за соломинку он. Действительно, поведение Тайры и ее прямые вопросы — это как будто у ребенка, отстает девица в развитии, думает барон, отсюда и жалость во взгляде.
— Ох… жалость какая. — барон снова смотрит на Тайру: — как бы тебе объяснить дитя… ежели кто помер, значит срок его вышел на этой земле. А возвращать назад его ни к чему хорошему не приведет. Только грех на душу возьмешь. Да и не вернется он такой каким был… так, нежить без мозгов и все. Только простые команды выполнять может, топором там махать или глотку перегрызть… говорят высшие некроманты могут душу вызывать, но то для нее мучительно чрезвычайно, да все равно греховно и саму душу марает и вызывающего. Так что ежели кто ушел у тебя — так ты помяни как следует да живи дальше. Девка ты молодая, хозяин у тебя добрый, по глазам вижу, не обижает тебя… все у тебя впереди.
— Помянуть как следует? Это как? — снова задает вопрос Тайра. Барон хмыкает.
— Ты что же — не помянула близкого своего? Нет? Ну… иди сюда, я тебе вина налью. На, вот. Подними кубок повыше, да вспомни все, что было и хорошего, и плохого. Нет, вот этот возьми, он хрустальный. Так. А потом — выпей, да с размаху разбей кубок об пол… не стесняйся, барон разрешает. Тебе и легче станет разом. По хорошему тризну надо бы сделать, но то ж время надо, а сейчас… сейчас выпей с нами, помяни своих… кого ты там хочешь помянуть?
— Старину Грома — говорит Тайра и берет из рук барона хрустальный кубок с темной жидкостью: — он был отличным кузнецом, хорошим учителем и… лжецом.
— Бывает — кивнул головой барон: — у меня первая жена такая была. Не кузнец, но лгунья первостатейная. От чумы сгинула. А Старина Гром от чего умер?
— А вот он его и убил — кивает Тайра на Сокраноса и тот чувствует что подавился воздухом: — ножом в печенку.
— Какие интересные свадебные обряды у вас, городских. — бормочет сержант: — барон, а может мы его — в темницу бросим, а? До выяснения…
Барон повертел в руках ключ от подземелья. Ключ как ключ, тяжелый медный, пахнущий кислым металлом, потертое с краев кольцо, темная патина там, где не касается рука и вычурная бородка.
— А я ведь сразу понял, что он не дворянин — сказал он в пространство впереди, поднимаясь по винтовой лестнице: — вот ты, вроде человек служивый, и все одно на обман повелся. Мол, значится, руки у него без мозолей, белые как снег в Столице на Рождество, а раз руками работать не умеет, то дворянин.
— Рыло у него больно сытое. — бурчит сержант где-то за спиной: — а когда и работать руками не умеет и жрет от пуза, значит кто-то из вашей дворянской знати. Кто-то, кому жратву надо тяжким трудом заслужить, али рогами обрасти на службе Императора — того сразу видно. А этот не похож ни на того, ни на другого…
Барон оборачивается и видит, как старый сержант потирает
