— Так она уже, должно быть, в годах? Я слышала, что у лузонцев есть некие волшебные воды, которые позволяют им жить по девяносто лет, но мы же говорим о Пуэрто-Леонесе.
— Ах, но, как и при любой монархии, титул передаётся по наследству, — отвечает Лео. — Полагаю, это её дочь, которая была избрана жителями цитадели, чтобы перенять пост матери.
— Они могут избирать?
— Моему отцу не нужно восстание в одном из самых экономически развитых портов, который приносит самые большие налоги. Пока этот союз выгоден ему, конечно же.
Лео достаёт из кармана красный конверт от Нурии и протягивает мне. Я касаюсь плотного пергамента, и острая боль пронзает заднюю часть глаза. Рыбак несёт металлическую клетку с крабами по дорожке.
Я резко вдыхаю, но, открыв глаза, понимаю, что Лео и Кастиан не заметили моего короткого приступа. Принц сосредоточен на своей магии.
Когда Кастиан создаёт иллюзии, это похоже на гобелен, который выткан у меня на глазах. Магия иллюзионари действует мгновенно, но если смотреть близко и внимательно, то можно заметить радужные нити, собирающиеся в цельный образ. Волосы Кастиана темнеют и закручиваются в упругие плотные завитки, а радужки превращаются в изумруды без огранки. Рот же остаётся прежней формы, только скрывается за чёрной бородой, перевязанной золотой нитью по древней традиции Захарины. Теперь они с Лео могут запросто сойти за братьев.
— И кто ты у нас теперь? — спрашивает Лео.
— Позвольте представиться — Альваро Таламанка, эмиссар герцога Альбахада, — с поклоном представляется Кастиан.
— Почему ты не можешь остаться Уилмером Оцоа?
— Потому что титул имеет вес. Уж поверь мне.
— Королева Малого Лузо известна как жёсткая женщина, по сравнению с которой Братоубийца нервно курит в сторонке. Прошу прощения, если я выразился недостаточно ясно... Но леди Нурия отвечала на письмо Рен, а не на твоё, Кастиан. С просьбой к королеве лучше обратиться Рен.
— Я всю жизнь провёл при дворе, — возражает Кастиан. Титулованный зазнайка. — Я участвовал в десятках дипломатических...
— Но мы не при дворе, — перебиваю я. — Мы преступники.
— Я справлюсь, Рен. — Кастиан переводит взгляд своих новых глаз на меня.
Желудок от нервов сворачивается в узел, кровь пульсирует в висках. Вдруг, когда я буду стоять перед этой женщиной, у меня случится приступ? Вдруг мой разум расколется и воспоминания вырвутся наружу, пока мы будем обсуждать дело? Если я поделюсь с Касом и Лео своими переживаниями, они каждые сто метров будут спрашивать о моём состоянии. Пока что так делает только Кас.
Я шлёпаю письмом в его грудь.
— Ну, будем надеяться, что под иллюзией ты не растеряешь своего обаяния. В этой рясе ты уже не такой красавчик.
Я осознаю свою ошибку уже после того, как слова слетают с языка.
Уголок его губ игриво приподымается, тело расслабляется, примерно как той ночью во дворце.
— Ты считаешь меня красавчиком?
Лео, который просто не может сдержаться, взрывается смехом. Собирая остатки своей гордости, я обгоняю их и иду вперёд к Малому Лузо.
Дорога в город забита повозками и путниками. Она ведёт к ступенькам, которые заканчиваются на самой высокой точке цитадели. Внизу виднеются узкие улочки, которыми славится эта часть королевства, — настоящий многоуровневый лабиринт на белом склоне над морем. Единственная дорога для лошадей и повозок петляет между зданиями от одного конца города до другого, но мы проходим первую тысячу ступенек до причалов. У каждой постройки, мимо которой мы проходим, ярко раскрашенные ставни и двери. Флаги Пуэрто-Леонеса развеваются над водой. Сверкает особняк, где живёт королева Малого Лузо.
Но больше всего захватывает дух в этом самом южном городе Пуэрто-Леонеса сам порт и то, что за ним. Море блестит на солнце. По линии горизонта стелется дымка. Солёный ветер раскачивает пришвартованные корабли, развевает их паруса.
— Впервые вижу столько красок, — восторгаюсь я.
— Здесь принято красить дверь в начале каждого года, — рассказывает Кастиан. — Каждый цвет символизирует то, что жители хотят привлечь в свой дом: здоровье, деньги, любовь...
— Действительно, зачем ограничиваться чем-то одним? — Лео завязывает шарф на лице, чтобы защитить глаза.
Я начинаю смеяться, но из лёгких вышибает весь воздух. Боль прожигает череп изнутри, и я останавливаюсь посреди лестницы, чувствуя, как выпадаю из реальности.
Где я? Моя семья идёт впереди. Муж берёт меня за руку.
— Чудесный день для свадьбы, согласись?
— Соглашусь, — слышу свой ответ.
— С чем? — спрашивает Кастиан, спускающийся впереди. А затем быстро возвращается вверх по ступенькам ко мне, чтобы успеть поймать. Я вздрагиваю, стряхивая с себя последствия приступа.
— Всё в порядке, — вру я. — Слишком долго идём под палящим солнцем.
— Нати...
— Говорю же, всё в порядке, посол, — я понижаю голос до шёпота: — Не называй меня так.
Отталкиваю его и продолжаю спускаться. Моё сердце колотится всё это время, но я заставляю себя сосредоточиться. Я могу справиться с этим. Я справлюсь.
Чем ближе мы подходим к причалу, тем оживлённее обстановка. Женщины, разряженные в добротные шелка по последней моде, гуляют на каблуках под кружевными зонтиками. Фермеры в свободных грязных туниках ведут мулов, тянущих повозки с сахарным тростником. Здесь собрались люди со всего королевства, и наша троица тут выделяется не так сильно, как в любом другом месте. У подножия лестницы рядом с несколькими лавками творится какая-то суматоха. Кастиан и Лео держатся рядом со мной, и мы вместе со всей толпой движемся к центру рынка. Местные стражники в коричневой коже стоят в стороне, и взгляды всех собравшихся устремлены к трём людям в центре. Я видела нечто подобное в деревнях, где придерживаются древних обычаев.
Это суд.
Я приглядываюсь к женщине, которая, по всей видимости, вершит правосудие. Миниатюрная, с загорелой кожей, заплетёнными в аккуратную косу чёрными волосами, высокими скулами, подчёркнутыми строгим изгибом рубиновых губ. В блузке насыщенного цвета морских глубин с рюшами и в штанах, дополняющих комплект. На бедре висит кинжал, который выглядит слишком украшенным, чтобы использоваться как-то иначе, кроме как для церемоний. Её широко расставленные глаза подведены углём с изящными изгибами во внешних уголках. Она использует румяна, как женщины в Дофинике, а на шее — золотой жгут, какой носят при дворе императрицы Лузо. У меня нет ни малейших сомнений, что перед нами та самая королева Малого Лузо.
— Будешь отрицать? — спрашивает она парнишку перед собой.
Его волосы коротко стрижены, как у новобранца или у человека со вшами. Он падает на колени, упираясь ладонями в каменную кладку. Его лицо кривится от плача. У меня мелькает мысль, что он ещё совсем юный. Скорее всего, пойман на воровстве.
— Стражи не вмешиваются? — шепчу Кастиану.
Кастиан наклоняется к моему уху.
— Похоже, у них здесь всё-таки свои правила.
— Я спросила, ты отрицаешь обвинения? — её мощный голос перекрывает болтовню собравшихся.
— Нет, не отрицаю, — рыдает мальчишка.
Он смотрит на третьего участника суда: женщину-мясника в фартуке, заляпанном кровью. На её щеке серповидный шрам. Лицо суровое, руки в мозолях. Я задумываюсь, а не выгляжу ли я такой же в глазах окружающих?
— Уже три недели, — произносит мясничка с сильным южным акцентом. — Начиналось всё с потрохов и поросячьих ног. Все мы знаем, что такое голод, поэтому я закрыла глаза. Но затем он осмелел. То курицу стащит, то кролика. А теперь он украл чудесное жаркое, приготовленное для сеньора Алонсо. Я рискую потерять...
Королева подняла руку, и женщина замолчала. Я поймала себя на том, что затаила дыхание наряду со всеми остальными в ожидании приговора.
— Тебе известно наказание для воров, — объявляет она. — Как удобно, что тесак уже здесь.
Обвиняемый делает резкий вдох, кровь отливает от его лица. Слёзы ручьём текут по щекам. Он распластывается по мощёной поверхности.
