Зато, схлопотав однажды какой-либо удар, ни разу после не ловился на такой же. Пусть говорят, что умные на чужих ошибках учатся — ну и Ящер с ними, прапор в руки, да тяжелую конницу навстречу. Может, и дурак, зато на своих промахах, о-о-ох как выучился… только вот не больно ли великая цена плачена за такие уроки?…
Барсук изумляться-то изумлялся, а дело делал — зачерпывая пригоршней из ведерка темный, горячий отвар, равномерно втирал его в кожу воина от пояса до шеи.
— Ладно, — сказал он, закончив растирание, — ложись на лавку. Пузом кверху, головой к чурбаку.
— Что это хоть за ерунда? — спросил Велигой. — Вся кожа горит.
— Много будешь знать, — буркнул волхв, — будешь сам лечиться. Ты меньше трепись, лучше делай, что говорю.
Витязь лег, вытянулся на теплой шкуре, уперся взглядом в потолочную балку. Волхв подумал, скатал куртку, подложил воину под голову. Сам уселся на чурбак, потер руки.
— Не напрягайся, — властно велел он, хлопнув ладонью по напряженному плечу Велигоя. — Эй, да что ты весь, как лук натянутый? А ну, отпусти мышцы, живо!
Волчий Дух хоть и медленно, с трудом, но все же ухитрился расслабиться. Волхв окунул руки сначала в ведерко с водой, увлажнил воину виски и лоб, потом очень осторожно, по капельке, втер туда все тот же отвар из второго ведерка. Однако теперь ощущение было иное. Кожу защипало, как на морозе, потом появилось ощущение тепла, волной разлившегося в искалеченной голове, успокаивая, заставляя мысли течь спокойно, вяло. Как и тогда, на улице, Барсук плотно обхватил голову витязя ладонями, положил пальцы на виски, несколько мгновений сидел молча, словно вслушиваясь в ощущения, потом тихо запел. Слов было не разобрать, но песня повергала в странное оцепенение. По телу растеклась тяжесть, мысли замерли, сознание заколебалось… Время для Велигоя остановилось.
Словно бесплотные корни проросли из кончиков пальцев Барсука, потянулись все глубже и глубже, пока наконец их тонкая сеть не разбежалась по всему телу, донося волхву о том, что делается в самых отдаленных уголках, как бьется каждая жилка…
Затем кончики корней будто зашевелились, выполняя незримую и тонкую работу, что-то исправляя, налаживая, подчищая. Особенно сильным было это ощущение в голове, где-то ближе к правому виску — именно туда пришелся удар…
А время не двигалось, мыслей не было, как не было ни чувств, ни воли… Лишь темная потолочная балка над головой и невидимая работа во всем теле.
Постепенно время снова стронулось с места, сначала медленно, неохотно, а потом все быстрее и быстрее, пока вновь не побежало, как обычно.
Волхв отпустил голову витязя, плеснул на лицо холодной, чистой водой, медленно поднялся со своего чурбака.
Велигой попытался встать, но во всем теле разлилась слабость, мышц словно бы не было вообще, но чувствовал он себя теперь, как ни странно, гораздо лучше… Более целым, что ли?
— Не дергайся, — устало сказал волхв. — Для такой работенки требуются силы как целителя, так и исцеляемого. К утру оклемаешься, будешь скакать, как жеребенок. Да, честно говоря, все оказалось серьезнее, чем я думал, ох как серьезнее…
— Ну и что там с головой? — поинтересовался Велигой, с трудом перевалившись на бок, чтобы оказаться к Барсуку лицом. Дотянулся до рубахи, стал натягивать, не попадая ни в рукава, ни в ворот.
— Да в общем-то, ничего такого, из рядя вон выходящего, — пожал плечами тот. — Контузия, правда, очень сильная и здорово запущенная. Я так и не смог справиться с нею окончательно, но, по крайней мере, не будешь падать в обморок от любого щелчка. Хотя это не значит, что теперь можно идти биться головой о каждое дерево и ловить ею мечи да прочие дубины. Башку береги, она у тебя одна, да и та неправильная! Болеть к перемене погоды тоже будет, но не так сильно. Настойку я тебе приготовлю, вроде Белояновой — вот морда косолапая, ведь почти правильно все сделал! Будешь пить по глотку, если совсем невмоготу станет.
— Благодарень, — сказал Велигой, чувствуя, как вдруг дико захотелось спать. Да чтож это такое, в последнее время только и делает, что спит, как суслик! Этак в привычку может войти… В привычку…
— В сон клонит? — спросил Барсук. — Все верно. Погодь-ка малешка, не засыпай. Вот, испей сначала.
Он протянул витязю кружку, полную парящего взвара. Вкус был странный, неведомый, но Велигоя, похоже, теперь уже вряд ли можно было чем-то удивить — выпил до дна, морщась и обжигаясь.
— А вот теперь можно и на боковую, — молвил Барсук, укрывая витязя еще одной шкурой, хотя в избе было вроде бы тепло. — Только сапоги-то все же сними…Помочь?
— Еще чего… не хватало… — пробормотал витязь, роняя голову на сложенную куртку. Дыхание его стало глубоким и ровным.
— Вот так вот, — улыбнулся Барсук. — «Еще чего не хватало!»
Он сдернул с Велигоя сапоги, поплотнее закутал в шкуры. Некоторое время ушло на наведение в горнице надлежащего порядка, потом волхв зажег еще одну лучину на столе, загасил те, что горели над лавкой и глубоко спящим Велигоем. Покопался по скрыням, разложил добытое на столе. С одним крохотным мешочком обращался особенно бережно, развязывал так, чтобы не потерять, не рассыпать ни одной крошки содержимого.
Барсук вскипятил воду, уселся за стол, и принялся за составление обещанной Велигою настойки.
— Вот ведь, — бормотал он отвешивая в нужных долях мелко толченые и просто сушеные травы, какие-то порошки, соли. — Сколько лет человек ходит, как по лезвию меча, равновесие каким-то чудом держит. И невдомек ему, что шаг влево, шаг вправо — и все. И ведь повезло — не иначе, как боги хранят парня. С такой башкой обычно не живут. Долго. Ну да ничего, теперь он у меня до ста лет дотянет! Еще правнукам про старого чокнутого волхва рассказывать будет! А сам-то я каков — ведь сумел же, сумел!
На лице волхва отразилась чистая, счастливая улыбка человека, сделавшего невозможное. Он ссыпал подготовленную смесь в маленькую бадейку, выдолбленную в целом дубовом чурбаке, залил теплой водой.
— От полуночи до полудня простоит, — раздумчиво молвил Барсук, — самое оно будет. Нам особо крепкой не надо — не во вкусе дело, трава силу должна передать… Но все-таки, что это нашему герою в голову взбрело? Радивоя ему подавай… Нет, творя человека, Род что-то намудрил, ох намудрил. Вот и получаются теперь сначала Радивои, потом Велигои… а иной раз, и Репейки попадаются. Но Радивой… Хм, бедняга Радивой… Вот тоже любитель гулять по лезвию меча…
Велигоя разбудил веселый птичий гвалт за стенами избушки. Сквозь щели в ставнях пробивались веселые лучики рассеянного утреннего света. Воин выпутался из шкуры, сел на лавке, зевнул с риском вывихнуть челюсть, смачно потянулся. Во всем теле чувствовалась необыкновенная свежесть, сердце перегоняло по жилам кровь сильными, уверенными толчками. Голова была на удивление ясной — может быть от того, что второй день не пил хмельного, а скорее всего, стараниями волхва.
