Когда дошло время до поединков, мне вернули моё копьё, которое, как оказалось, кочевники прихватили с собой. Переучивать меня на саблю не стали, просто решив ещё более отточить моё искусство владение собственным оружием. Бои велись как один на один, так и по нескольку человек сразу. Поскольку никаких наказаний за то, что во время боя я избиваю воинов, не было, то я отрывался вовсю. Популярности мне это не добавило, но удовольствие я получил.
Время пролетело незаметно, все мои дни были жёстко расписаны и времени даже на мысли о побеге не оставалось, тем более, что я понял бесперспективность такой затеи внутри стана кочевников. Дети и собаки оказались лучшими охранниками, чем я предполагал.
В день, когда большая часть мужского населения отправлялась на игры, отмечался всем селением, как большой праздник. Трудно было представить, что у кочевников есть праздничная одежда, но это оказалось реальностью. Женщины нарядились в наряды, украшенные золотыми и серебряными изделиями, появились меха, которых до этого дня ни на ком не было видно. Мужчин провожали с песнями и музыкой, звучали диковинные для меня инструменты, похожие на тонкие и длинные балалайки, по которым водили смычком, а также какие-то тонкие штуковины, на которых играли, как на губной гармошке.
Меня, в отличие от остальных рабов, усадили на кибитку, чтобы я не устал во время пути, для надёжности не только привязав к ней ошейником, но и поставив надо мной двух стражей. Один из них сторожил меня ночью, другой днём. Впрочем, мысли о побеге у меня напрочь отбивала стая собак, которая следовала вместе с нашим отрядом. На что способен десяток этих зверюг, я наглядно убедился, когда затравили собаками одного из рабов, разбившего любимую чашу хозяина. Возможности без шума отделаться от них всех у меня не было, а тратить впустую, возможно, единственный шанс для побега я не мог. Я бы просто не пережил последовавшего после этого наказания, поэтому намеревался попытаться бежать только тогда, когда шансы были бы более значительны.
Ко мне – единственному из рабов – относились нормально. Пока я жил в селении, практически не встречался с другими рабами, кроме Юса, поэтому видеть, как измываются над беззащитными людьми, мне было тяжело. В поход взяли не только мужчин-рабов, но и женщин, которым доставалось больше всего, так как среди местных они считались даже ниже по положению, чем животные. На моих глазах за какую-то провинность одну девушку избили кнутом до полусмерти и оставили умирать в степи. Я ничего не мог поделать, кроме как сжимать кулаки и запоминать всё на будущее. Счёт к кочевникам у меня рос просто по секундам, а то количество вариантов, с помощью которых я собирался с ними рассчитаться, не поддавалось подсчёту.
Место Игр я заметил сразу: огромное множество юрт, раскинувшихся, докуда доставал взгляд, заметить было не трудно. Кочевники оживились, и принялись тыкать пальцами на вымпелы на верхушках юрт, перечисляя, какие племёна уже прибыли.
Мы вкатились в этот огромный лагерь, но наше появление никакого ажиотажа не вызвало. Я уже давно понял, что племя, захватившее меня в плен, не пользовалось особым уважением и влиянием в иерархии кочевых племён. Наш отряд встретил один кочевник важного вида, который, особо не рассусоливая, указал место для разбивки лагеря. Отец Шарека попытался было спорить, но тот пренебрежительно сказал, что мы вообще можем остановиться, где хотим, степь большая, но на месте Игр все места уже расписаны.
Ругаясь, но так, чтобы этого не услышал распорядитель, мои кочевники поехали на указанное место, расположившееся, как оказалось, рядом с выгребной ямой, используемой всем лагерем. Шарек, едва увидев её, побагровел и посмотрел на отца, тот тоже не был в восторге, поэтому всех рабов послали её засыпать. Когда мы закончили работу, нам приказали выкопать яму в другом месте, подальше от нас.
«Похоже, так поступают все следующие племена, которые специально размещают рядом с ямой, – догадался я. – А что, яма постоянно новая и усилий для этого организаторам никаких предпринимать не нужно».
Злые и раздражённые кочевники срывали свою злость на рабов, то тут, то там слышались щелчки кнутов и крики боли. Пару раз досталось и мне: униженный пренебрежением к племени, Шарек разошёлся не на шутку. В конце концов, он, не дожидаясь установки шатра, ушёл по знакомым.
Хоть меня и не заставляли ставить шатёр, я решил помочь рабам, тем более что особо заняться мне было нечем, а болтаться без дела на виду злых степняков было ещё опаснее. Мужчины сначала недоумённо оглядывались на меня, а женщины боязливо отходили, когда я таскал им с кибиток кожу и шесты, для юрт, ведь они видели, кто я и для чего меня натаскивали этот месяц, да и до сего дня у меня не было даже времени встретиться с другими рабами.
– Эй, раб, иди сюда, – раздался сзади грозный голос Шарека. Все, кроме меня, испуганно повернулись на его зов. По тому, как они начали отходить в стороны, я понял, что зовут меня. Повернувшись, я неспешно пошёл к степняку.
– Да, хозяин.
– Пошли. Как участник боёв, ты будешь жить в другом месте, – Шарек сплюнул на землю. – Похоже, в этот раз у нас нет ни единого шанса на победу.
Он повёл меня вдоль рядов юрт и высоких шатров, некоторые из которых были по-настоящему огромны и расписаны золотыми нитками. «Видимо, это жилища местных авторитетов», – с усмешкой подумал я, рассматривая их.
Вскоре я понял, что мы идём к помостам, которые выполняли роль трибун. В просветы между ними я заметил странные деревянные конструкции, установленные посередине арены. Мы направились прямо к ним, и я с содроганием понял, что это большие деревянные клетки, в которых находятся как люди, так и неизвестные мне звери и существа.
Когда мы подошли поближе к клеткам, на меня уставились все их обитатели, от взглядов которых у меня по спине пробежали мурашки. В нескольких клетках сидели люди крепкого телосложения, в одной – маленький, сухонький старичок, который, закрыв глаза, сидел в позе лотоса и медитировал, в соседней – огромный мужчина неизвестной мне расы, цветом кожи немного светлее Рона. Я обводил взглядом клетки, понимая, что здесь находятся те, кому предстоит сражаться. Увидев в конце круга множество пустых клеток, я сообразил, что буду сидеть в одной из них.
К нам подошёл кочевник, в отличной одежде, с одетой поверх неё тонкого плетения кольчугой. «Для кочевника такая кольчуга – настоящая роскошь», – пришла мне в голову мысль.
– Добро пожаловать, Шарек-хан, – приветливо улыбнулся он.
– И тебе добра в дом, Усла-хан, – против воли улыбнулся злой Шарек. – Лесть, конечно, приятна, но сам знаешь, до хана мне пока далеко.
