— Скорей, — поторапливал он девушку.
— Я босая… — Снег набивался в носки, таял, холодя ноги. — Я заболею.
Делеор промолчал, а потом стало не до капризов: ветер усилился, забивал рот снежной пылью, становясь на пути плотной буранной стеной. Милка, опустила голову, закрыла глаза, ухватилась покрепче за Делеора. Сказал, доверься, значит, пусть будет, что будет.
— Все, — задыхаясь, сказал Делеор, — прошли, теперь будет легче.
Милка вздрогнула, когда он теплой рукой провел по её мокрому лицу, по-отечески вытирая то ли растаявший снег, то ли непрошенные слезы. Девушка открыла глаза, осмотрелась. Удивительно, она всегда считала, что зима сменяется весной, но они пришли в осень, пахнущую острым грибным духом и прелой травой.
С тихим шуршанием с деревьев осыпались тронутые багрянцем пятипалые листья, устилая землю сплошным ковром. Высоко взметнули свои вершины сизые ели, бдительными стражами обозревая этот лиственный лес. Близко растущий колючий куст обметало манящими крупными оранжево-красными ягодами. Рука сама протянулась сорвать одну, кинуть в рот — ощутить на языке кисло-сладкий вкус. Делеор, ехидно улыбаясь, смотрел на Милку, уже отправившую в рот ягоду. Девушку, как кипятком обожгло. Она вспомнила.
— Мы что, вернулись к Дарье? — Делеор на минуту помрачнел, потом вертикальная морщина, прорезавшая его лоб, разгладилась, и он утвердительно кивнул. — Но как же?..
— А что ты хотела? Твой мир все равно вышвырнул бы тебя, — нехотя сказал Делеор, — или убил… А здесь тебе будет лучше всего. Дарья тебя в обиду не даст, да и с этим разобраться нужно. — Он кинул Милке косметичку. — Держи свое сокровище.
— А куда теперь? Ты дорогу знаешь?
— Позовем, — поднеся руки ко рту, Делеор заухал филином. Утробное уханье сменилось пронзительным плачем, взлетело до самого неба и оборвалось в вышине леденящим душу воем. — А теперь подождем.
— Как ты думаешь, она скоро придет? — Милка уселась рядом с ним, растянувшимся на подстилке из опавших листьев.
— Примчится, — уверенно заявил Делеор, аппетитно зевая во весь рот, — у нас уговор.
Он закрыл глаза, и девушка отстала от него. Она встала, оперлась спиной о шершавый ствол дерева, подняла голову вверх, провожая глазами пробегающие мимо серебристые облака. Вот, значит, как получается — оказываешься в ненужном месте в ненужный час, и вся твоя жизнь вдребезги. Милка засмотрелась на сорванные осенней завертью листья, что кружились в неистовом танце с вечным бродягой ветром, уносясь все дальше и дальше от родимого дерева: — "Вот и меня так же мотает из небывалости в диковинность, и конца краю этому экстриму не видно. Прежнее житье… А стоит ли жалеть о том, чего уже не вернуть? Кто знает, что там было впереди? Маму только жалко, но у нее давно своя жизнь…"
— Ничего хорошего там не было, — знакомый голос прервал Милкины страдания. — Было бы ладно, народ к нам не бежал бы, а то редкий месяц без "перешельцев" обходится, нянькайся с ними тогда…
— Дарья, — Милка кинулась на шею знахарке. — Я так за тобой соскучилась.
— Не ври, — строго сказала ей Дарья, погрозив скрюченным пальцем, и наклонилась над лежащим навзничь парнем: — Я не буду с ней возиться, прыткая она очень.
— Ну-ну, не обижайся, она больше не будет. Обещаю. — Делеор подкупающе улыбнулся Дарье, одним плавным движением перетек в сидячее положение и ледяным тоном закончил фразу: — Да и должок за тобой остался, Дарглада, помнишь? Самое время расплатиться…
Старуха, ничего не ответив, развернулась и пошла прочь. Вампир заговорщицки подмигнув растерявшейся Милке, двинулся за ней. Почти скрывшись за деревьями, он пригласительно махнул рукой и крикнул:
— Пошли, я её уговорю. — Девушка кинулась за ними. Остаться снова одной ей не хотелось ни за какие коврижки. Хватит, натерпелась в прошлый раз.
Странно, рядом с Дарьиной избушкой Милка неожиданно ощутила удивительный покой, будто вернулась домой после долгого отсутствия. Даже кресло-качалка, никем не убранное, так и стоит на том же месте, куда она его определила. Впрочем, неизвестно, появлялась здесь знахарка или нет. Пока Делеор с хозяйкой во дворе шептались, стараясь, чтобы Милка их не услышала, девушка прошла в избу — все по-прежнему. Нет, круглая клетка аккуратно накрыта лохматым чехлом, сделанным из шоколадно-рыжего меха.
Потихоньку сдвинув накидку в сторону, Милка прильнула к щелке одним глазом и едва не упала от неожиданности, когда услышала изнутри густой бас: — "Чего уставилась? Занят я, не видишь, что ли? Позже!". Одним махом вернув чехол на место, отпрянувшая назад Милка сообразила, что грубый голос, испугавший ее, принадлежит тщедушному существу чуть больше хомячка.
— Ты кто? — недолго думая, она решительно сдернула меховую накидку с клетки.
— Хозяин, — чуть не подавился куском лепешки человечек, покрытый пушистой лимонной шерсткой, похожий на только что вылупившегося цыпленка, нежного и беззащитного.
— Какой? — не унималась Милка. Человечек пару раз моргнул круглыми выпуклыми глазами, обиженно сморщил остренький носик и повернулся к ней спиной, а девушка с удивлением увидела у него сзади длинный тонкий хвост с кисточкой на конце.
— Дедко это мой, — сказала неслышно подошедшая сзади Дарья, — за домом смотрит, пока меня нет.
— А почему он в клетке?
— Жениться надумал, — горестно вздохнула знахарка, — уж я и так и этак, а все равно уперся, скучно ему, видишь ли, век одному коротать. Собрался невесту себе идти искать.
— Так пусть бы женился, — хохотнул Делеор, — тебе что?
— Боюсь я за него. Последний в их роду остался, остальных сородичи твои лютые выбили.
— За что? — Милке стало неимоверно жалко безобидного с виду домового. — Такие крохотные, кому они что плохого сделали?
— Когда город этот прОклятый в долину определили, все живые вокруг под угрозой оказались. Даже последнего из драконов извели, что уж о нас говорить? А доможилы умнее оказались, чародейские ожерелья защищающие придумали, — Дарьин голос дрожал от едва сдерживаемой ненависти, — пообломали-то зубы о них кровопийцы, ох, пообломали. Жаль только, что совсем убить их нельзя, они и так уже мертвые.
— Как мертвые? Живые они, я сама видела, — Милка повернулась к Делеору, — скажи… — Но тот не отрывал безжизненно застывших глаз от существа, сидящего в клетке. Девушка развернулась к Дарье: — Разве нет?
— Да их ничего не берет, одно слово, нежить… — махнула рукой та, показывая, что говорить больше не о чем, и тема закрыта. — Боюсь я за дедко, ведь последний же из мастеров остался.
Милка пошла за Дарьей, уж больно ей хотелось узнать все подробности:
