Людмила оставила меня наедине с лучшими воинами стаи.
— По какой причине мы покидаем изобилующие дичью края?
— Охотники напали на след, — двигаясь боком, Ахтымбан зашел за мою спину.
Фома тоже придвинулся ко мне. Я оказался в ловушке, но объевшиеся после утомительной битвы вампиры не замышляли ничего плохого. Они предупредили на будущее, чтобы я не забывал своего места в стае. Как только я опустил глаза и боязливо скукожился, они ушли.
Сборами руководил Грицко. Воинская слава обошла его стороной, зато он слыл хорошим хозяйственником. Награбленные пожитки он упаковал в просторные купеческие сумы и навьючил на мою спину. Я стал похож на муравья, едва заметного под громадой несомой им щепки. Меньшая часть походных тюков досталась Моне. Боевые вампиры отправились в путь налегке. Они то исчезали в лесу, забегая далеко вперед, то возвращались подогнать нас и заодно повеселиться. Людмила неторопливо выступала впереди, указывая носильщикам путь.
Насмешки сыпались на меня со всех сторон.
— Ш-шибче, ш-шибче, — чирикала Яна.
— Тяни, ишак, не лентяйничай, — Ахтымбан хлестнул меня ивовым прутом.
Фома и Грицко наперебой отпускали злые шутки. Несколькими днями раньше я вызвал бы на дуэль любого дворянина, посмевшего отвесить такую шутку в мой адрес, а теперь вынужден был с рабской покорностью сносить оскорбления.
Поклажу тащить было не тяжело. Во мне притеснялось столько сил, что, казалось, я могу свернуть горный хребет. Быстро продвигаться вперед мешали кустарники и низкие ветви деревьев. Молодые осинки одним своим видом внушали мистический ужас. Время от времени я опускался на четвереньки и проползал сквозь чащу как настоящий ослик. Путешествие скрашивала болтовня Мони. Девушка без устали описывала в мельчайших подробностях сражение с речным чудищем.
Переселение заняло около двух недель. Все это время я исправно трудился носильщиком по ночам, а на рассвете становился рабом любви. На дневку стая устраивалась в медвежьих берлогах, волчьих логовах или лешачьих землянках. Спать приходилось вповалку, чуть ли ни друг на друге. Чтобы не нарушить чье — либо безопасное пространство, я связывал перед сном руки и ноги прочной бечевой и внушал силой мысли запрет шевелиться во сне, даже если по мне будут ползать сотни насекомых. Особенно я нравился муравьям, уховерткам и сороконожкам. Они не прокусывали ставшей прочнее кожи, но скользящей щекоткой прерывали чудесные сны, возвращавшие меня в беззаботное время человеческой юности и устраивавшие короткие свидания с родственниками и друзьями.
Раз в три — четыре дня вампиры охотились на диких животных или волшебных существ. Добытый ужин делили согласно иерархии. Меня не устраивала скудная доля. Героический пример лечебных голоданий Подметкина, подражавшего индийским йогам, не стал для меня источником вдохновения. Я не нуждался в оздоровительных процедурах.
Мои скромные возмущения остались без внимания старших, никто не собирался охотиться специально для меня. Собратья рассчитывали, что я быстро сброшу смущающий их лишний вес, однако мой организм не торопился расставаться с накопленным запасом. Худел я медленно. Лишь к концу путешествия с меня стали спадать любимые суконные брюки.
Мы поселились в дремучем лесу неподалеку от большого озера. Новой «квартирой» стала вырытая лешими разветвленная нора с тесными, но сухими и теплыми «комнатами». Чудовища в озере не водились. Мы могли спокойно плескаться в теплой воде и стирать испачканную во время охоты и последующего ужина одежду. Облегченные кости в сочетании с обильным слоем жира позволяли мне поплавком висеть у поверхности воды. Купание в озере недолго пробыло моим основным занятием. Вскоре Людмила основательно взялась за мое обучение, и жизнь вновь стала испытанием на прочность нервов и сил.
Мне долго не удавалось подружиться с вампирской скоростью. Я панически боялся при разбеге врезаться в дерево, а особенно, налететь на ядовитую осину. Выполнять сложные маневры на бегу вообще представлялось непосильной задачей. Я устал вести счет, сколько раз падал в ямы, цеплялся за коряги, запутывался в колючих кустах, набивал шишки о деревья или сшибал молодую поросль.
Во время участия в общих охотах как будто нечистая сила подбрасывала мне под ноги самые трескучие ветки, и я спугивал чуткую добычу. Когда я пытался взобраться на дерево, страх высоты расслаблял мускулы, а нижняя часть туловища тянула к земле. Со скрипом обдирая когтями смолистую кору, я съезжал на мягкие кудри папоротников.
В мою человеческую бытность на охоте от меня всего лишь требовалось сразить метким выстрелом дичь, найденную и выгнанную ко мне загонщиками и собаками. Теперь играл я роль борзого пса. И находить, и гнать, и ловить добычу надлежало мне самому. Принять эту горькую истину было, мягко говоря, трудновато. И прежнего удовольствия от охоты я, разумеется, не получал. Она была для меня сродни каторжному труду в угольной шахте.
Я немало позабавил стаю охотничьими неудачами. Дольше всего они потешались надо мной после того, как, отправившись за бобрами на узенькую загроможденную плотинами речушку, я разломал плотины, но не сумел поймать даже неосторожного бобренка. На берег я вернулся весь утыканный болезненными осиновыми щепками.
В перерывах между физическими упражнениями я учился правильному расставлению меток на замшелых стволах деревьев Вампиры не потеют. Для разметки границ территории мы используем смазку с обратной стороны ушей. Ну, и конечно, отходы жизнедеятельности. В отличие от человеческих, они почти не имеют запаха.
Мне нравилось тереться спиной о влажный мох. Природный массаж успокаивал. Порой я подолгу лежал в траве, наблюдая за плывущими по небу облаками и танцующей за их ширмой луной. Правда, отдыхать было бы гораздо приятнее на сытый желудок, а я все время был голоден. Научиться довольствоваться малым количеством крови мне так и не удалось.
Иногда стая выбиралась в степь. Там мы гоняли зайцев, дроф и чибисов, выкапывали из нор сусликов и играли в салки. В вампирских салках вместо касания рукой настигнутого игрока надо побороться с ним, как с противником или жертвой. Игры помогали отрабатывать приемы борьбы и сплачивали стаю. Иногда вместо салок устраивались бои «стенка на стенку», иногда — гонки на скорость. Фома, Ахтымбан и Грицко с неохотой подставлялись под мои клыки, но обучение новенького входило в их должностные обязанности, и они меня терпели. Яна и Моня с удовольствием возились со мной, другой возможностью приблизиться к фавориту атаманши они не располагали. Отношение сородичей постепенно улучшилось, съесть меня больше никто не грозился, но и проявлений дружеской теплоты я не заметил.
