— Я должна сама взойти на Трон, маг, — сказала я, и в моем голосе смешались нежность, доброта и суровость. — Каким бы ни был исход, Империя будет в тебе нуждаться. Не вмешивайся. Делай только то, что я прикажу, а потом отойди в сторону. Мне этого будет достаточно.
Он пристально посмотрел на меня. Казалось, Райзель не верит своим глазам.
— Как пожелаете, миледи, — негромко проговорил он.
Его нахмуренное лицо было мрачным и потерянным, как у человека, которому не дали возможности искупить свою вину. Я же не могла рисковать его жизнью в случае своей неудачи.
Предоставив ему возможность переживать в одиночестве, я оставила его перед дверью и вошла в зал. Полночь близилась, и я боялась; опоздать. Завтра будет достаточно времени на сожаления или прощение. Поэтому я едва расслышала слова, которые он прошептал мне вслед:
— Я говорил с королем Тоуном.
Я чуть не остановилась, чтобы потребовать объяснений. Его тихие слова вызвали множество вопросов, будущее снова стало странным и неясным. Пытался ли он меня предупредить? Появились ли у него новые причины для стыда? Какую роль он уготовил правителю Ганны в моем последнем испытании? Но у меня не было времени, и я боялась, что если сейчас остановлюсь, то уже не смогу заставить себя сделать следующий шаг. Я должна была решить последнюю задачу — ту самую, от исхода которой зависело все остальное.
Никто не объявил о моем появлении, когда я вошла в огромный зал.
Холодное величие тронного зала плохо гармонировало с праздничными одеждами и противоречивыми мечтами гостей. Зал был круглым, а куполообразный потолок поддерживали балки, сделанные из самых высоких деревьев Додана. Свет исходил от множества широких светильников, изготовленных лучшими кузнецами Набала, в которых пылали ароматические масла, привезенные из Ганны. Некоторые мудрецы считали подобные вещи варварскими, но мне казалось, что светильники соответствуют великолепию Сущностей. Вдоль стен стояли многочисленные зрители, пришедшие посмотреть на мое испытание. Пол был выложен большими неровными базальтовыми плитами, отполированными до матового блеска, а затем сложенными, точно кусочки изощренной головоломки, трещины были залиты белым застывшим раствором. Говорят, эти белые линии между кусками базальта складываются в рисунок, который можно разглядеть, только сидя на троне. Кое-кто утверждал, что на рисунке изображен Василиск, первый Император; другие, что неизвестный художник создал на полу Сущность, которая будет последним правящим Императором, и что вместе с ним исчезнет Волшебство. Но Райзель только смеялся над подобными разговорами. Он уверенно утверждал, что пол зала является всего лишь картой Трех Королевств.
В самом центре зала стоял высокий Трон.
На массивном основании из белого мрамора, которое само по себе было с меня ростом, покоилась тяжелая деревянная рама, поддерживавшая Камень. Эта рама даже не была настоящим креслом, подлокотники и спинка отсутствовали; подойти к Трону можно было с любой стороны. Да и сама рама не имела никакого значения. Главным был тусклый Камень Трона — плита, коснуться которой могли только предметы или существа, владеющие Волшебством. Однажды Райзель показал мне, что на самом деле Камень не соприкасается с рамой, поддерживающей его, он просто парит над каркасом из обычного дерева.
Вот на этот Камень я должна положить руки — или умереть.
Настоящий человек и Истинная Сущность.
Когда-то я уже сделала попытку, но у меня ничего не вышло.
Неподалеку от двери, в которую я вошла, стоял граф Торнден вместе с Бродвиком и своими сторонниками. Маг Райзель остался у меня за спиной, он даже не попытался встать рядом со мной. Правитель Набала занял именно это место, потому что оно находилось с противоположной стороны от королевы Дамии и ее придворных, среди них я заметила Кодара, руки которого крепко держали двое стражников. Когда я оказалась совсем рядом с Торнденом, он гневно прорычал:
— Ты солгала мне, девчонка. Мои разведчики сообщили, что Кашон стремительно скачет в Ганну. — Казалось, графа совершенно не волнует, что его могут услышать.
У меня перехватило дыхание, когда я увидела, что люди Торндена явились в тронный зал с оружием.
— Я уже разослал приказы, — продолжал он. — Тебе конец.
Я понимала правителя Набала. Яростная усмешка говорила больше, чем слова. Торнден хотел сказать, что его армии начали двигаться к дворцу. Мне не следовало провоцировать графа. Но теперь я знала, что он с презрением отверг поддержку Райзеля, и от этой мысли мое сердце наполнилось отвагой. Кроме того, меня охватил гнев из-за того, что он и его люди пришли на мою коронацию с оружием в руках. Поэтому я повернулась к Торндену, посмотрела на него со всей суровостью и сказала:
— Нет, милорд. Это вам конец. До этого момента я намеревалась пощадить вас и простить ваше коварство.
Я не спускала с него взгляда до тех пор, пока не убедилась, что в его глазах наконец появился страх, а потом прошла мимо, стараясь ступать уверенно и достойно.
Подойдя к основанию Трона, я остановилась.
В тот же миг возбужденный говор в зале смолк. Все неотрывно смотрели на меня. Я оказалась в фокусе всеобщего внимания. Боковым зрением я заметила, что некоторые дворяне привели с собой жен и детей, чтобы те насладились зрелищем моей коронации.
Поскольку граф Торнден и королева Дамия заняли места друг напротив друга, я предполагала, что король Тоун постарается встать подальше от них. Однако я ошиблась: его свита расположилась неподалеку от Торндена, так близко, что их люди почти перемешались. И еще я увидела, что взгляд Тоуна был обращен на правителя Набала, а не на меня.
Многие из дворян Ганны тоже прихватили с собой оружие.
У меня даже голова закружилась, когда я попыталась сообразить, что это может означать. Граф Торнден уже привел свои армии в движение. Поэтому он более не нуждался в поддержке Райзеля. Или Райзель сообщил ему, что моя коронация закончится неудачей?.. А еще маг успел переговорить с королем Тоуном. Тоун, оставшийся без поддержки Кашона, вынужден был объединить силы с Торнденом, которого считал меньшим злом, ради того, чтобы королева Дамия не смогла завладеть верховной властью? Я поняла, что не в состоянии просчитать все возможные варианты.
Но я зашла слишком далеко, чтобы отступить; кроме того, меня переполняла ярость. Я обязательно распутаю эту головоломку, если останусь в живых. А если умру, вся эта ложь не будет иметь значения. Посему я окинула взглядом собравшихся зрителей, увидела их сомнения и надежды, но сейчас они меня не тронули. И когда я заговорила, мой голос ни разу не дрогнул.
