Мальчик забился в руках мужчины, с ожесточением колотя кулаками и ногами по нему. Оскал брата напомнил Дусе морду Шахшимана и она качнулась вперед, дунула в лицо Сева, поспешно отправляя его в сон, больше от страха чем в желании помочь мужчинам. Малыш обмяк, выронил рез и повис на руках Мала.
— Что это было? — прошептал он в тревоге и непонимании. Хош зажимая изрядно кровившую рану в ноге, с тем же недоумением смотрел то на девочку, то на товарища.
— Наги, — выдохнула побелевшая от догадки девочка. — Они что-то сделали с ним.
— Или Ма-Ра, — подхватил ее мысль Хош.
— А если Странник все же приведет скраденных Марой детей? — уставился на них Мал. Дуса рот открыла и замерла, не в силах озвучить страшную версию.
— Щур меня, — выдохнул раненный, сообразив тоже самое. И все всполошились. Дуса рванула во двор, стремясь прочь из городища. Мал положил мальчика на лавку и, схватив меч, помчался к кнежу. Хош наскоро перетянув рану полотном, встал на страже с мечом, в каждую секунду ожидая, что кнежич проснется и опять кинется.
Дуса бежала не чуя ног к Синь — Меру. Воины на вратах удивленно посмотрели вслед дочери кнежа и переглянулись: видать опять беды жди. Не зря Дуса сама не своя вон ринулась.
И за Ма-Геей послали.
Девочка же в ужасе от мысли к чему приведет появление в городище омороченных Ма-Рой, звала мысленно Рарог, умоляя явится и объяснить: почему не упредила об опасности, не сказала, что Сев оборотнем стал.
Влетела в заповедный круг вокруг валуна и, впечатав ладонь в синеву каменной поверхности, закричала на весь лес:
— Зову Мать Рарог!! Явись, передо мной проявись!!
Легкий звон окрасил воздух туманом и из темноты неба проявилась золотистая дымка, осыпалась золотыми перьями на землю рядом с Синь-камнем и превратилась в Рарог.
— Чего блажишь Ма-Дуса? — прищурила мерцающий красным огнем глаз.
— Что с Севом, Рарог?! Почто не упредила, что не в себе малой?! То не по чести Рарог!..
— Не мала мне пенять? — скривилась хозяйка огненного племени.
— Ты договор заключила!..
— С тобой?
— А и со мной! — осмелела девочка: не до робости!
— Дерзка ты, — процедила та, окинув Дусу недовольным взглядом и, отвернулась. — Надо было оставить нагам кнеженка?
— Надо было о беде упредить! — чуть не заплакала Дуса. — К чему скрыла?
— Шибче шевелится станните, а то кой день сидите без дела.
— У нас Странник объявился, обещал остальных привесть. Что будет, понимаешь? Так мы вовсе не пойдем к вратам! Некому будет!
— Так не пущайте.
— Как же своих не пущать? Как же можно кинуть?.. Хотя, может и не сладится у него…
— Сладится, — отрезала Рарог, спиной к девочке повернувшись.
— Знаешь что о нем? — насторожилась Дуса.
— Много. Да словом связана и молчать стану.
— Как это? Ты?… Как можно после верить тебе?…
— Как и вам. Время идет, а от вас толку нет. Мои ваших от нага отвадили — на том и квиты.
— Ох, изменчива ты, мать Рарог, будто Мокша.
— Не тебе судить дитя человечье. Вы тяните — себя губите, а нам почто с вами гибнуть?… Слабну я — Стынь идет. Чуть и закроет все льдами, а оттого и вам и нам худо. Ни дивьего ни арьего племя здесь не останется — навье властвовать станет. Глянь вокруг: что видишь?
Снег от края и до края укрывал лес. Сугробы становились все выше, а поток снега не кончался. Немного и сам Синь-Меру погребен будет.
— Я матушке скажу, — только и нашла, что сказать Дуса.
— Она у тебя за спиной стоит и все прекрасно слышит.
Девочка обернулась и расстроено поникла: как же ей далеко до Ма-Геи. Стоит та в паре шагов от дочери, а та и не услышала ее, не почуяла.
Женщина на девочку и не смотрела — на Рарог строго, но спокойно взирала.
— Чем дети опояны? — спросила тихо, но так, что гордая царица огня от ответа уйти не посмела.
— Мертвой водой. Они теперь рабы Кадаса.
Ма-Гея пошатнулась да взгляд горьким стал, потерянным, но и только. Лицо как камень маску спокойствия держало.
— Ма-Ры рук дело? — голос ровный, тихий.
— Ее.
— И только?
Рарог развернулась к женщине:
— Нет. Еще и наги помогли. Про их оморочный взгляд ты знаешь. Завели они детей на подчинение, сжали как пружину думы их. Когда то, что им в головы вложено наружу выйдет — только нагам и известно, как и то, что вложено.
— Почто Ма-Ра бесчинствует?
— Нет той Ма-Ры, что вам ведома. Друга теперь в крепеще сидит — бава навья. В их власти она, их властью округ и потчует.
— Странник подсыл чей али человек честной?
— Сами разбирайтесь, — глянула на нее Рарог и опять отвернулась. — Коловраты твои силу теряют. Скоро проку от них не будет.
— Знаю.
— А что того Мара с нагами ждет, тоже?
— Это ясно. Другое скажи: коль с Лесным да Мокшей сошлась, к чему сегодня нашим соколам помогла?
— И дальше буду. Если мешкать не станете.
— Завтра идут.
— Тогда мои вокруг стойбища кругом встанут — будет твоим чарам подмога. И поторопись Магия, а то ни у тебя, ни у меня сил не станет — другие здесь власть возьмут. Слабеют рода, рядеют. Лед землю укроет, лес в степь превратится. А где даже воды скованы там тебе и мне гибель. Сильфы и то ропщут.
— Завтра идут соколы, — повторила Ма-Гея. Развернулась и пошла прочь. Рарог крутанулась на месте и вспышкой огненного смерча вверх ушла, в синеву темного неба снежной завесой украшенного. Миг и на островок травы вокруг Синь-камня опять снежная пыль ложиться стала.
Дуса с тоской на заповедное место глянула и за матерью бегом.
А та за пригорком на снегу сидит, лицо ладонями закрыв.
— Что ты, матушка? — испугалась девочка — никак плачет родная? Присела перед ней на корточки, по плечам гладить принялась, успокаивая. — Шибко худо с Севом? Но есть ведь средство, матушка, верю есть.
Женщина руки от лица отняла, на девочку с болью уставилась:
— Коды нагов только Щуры снять могут…В Кадасе — мире подземном, есть средство от Мараниного зелья. Мертвая вода только там сильна настолько чтоб власть над живым брать и меж миров его ставить. А мертвый источник и живой искать там надо. Кто ж даст?
Дуса слезу материнскую дрогнувшей рукой оттерла и спросила:
— А боле нету разве?
Ма-Гея задумалась и посветлела лицом:
— Есть. Источник у врат. Жива — вода живая там. Истинно живая, силы во много раз большей чем жива Кадаса. А вот мертвая вода там слаба, не чета подземной.
— Я наберу, матушка, и принесу. Будет Сев и остальные ежели возвернет их Странник, вновь людьми.
Ма-Гея внимательно на дочь посмотрела и поднялась: чего она, правда, раньше времени сдалась, отчаянью место в душе уступила? Прочь!