Теперь она была уже уверена в том, что он будет жить. Даже, несмотря на то что он до сих пор не пришел в сознание. «Глоток алмазов» (исцеляющее, укрепляющее и успокаивающее одновременно лекарство) медленно, но верно отвоевывал его у смерти.
В течение первого же дня ужасная опухоль на правой руке спала, оставив лишь многочисленные желто-черные синяки, и нового рецидива пока можно было не опасаться. Ковенант все еще не приходил в себя, однако Линден больше не отваживалась вновь войти в него — ни для того, чтобы получить информацию о том, как идет выздоровление, ни для того, чтобы попытаться пробиться к его сознанию и уговорить его вернуться. Она убеждала себя в том, что не делает этого потому, что, пока болезнь терзает его мозг, это может стать угрозой для его психики; но не это было истинной причиной. Если его сознание поправлялось с той же интенсивностью, что и тело, то у Линден не было бы извинений, примени она к нему подобное насилие. А если же моральный яд подобно кислоте начнет разъедать мозг, то в этом случае, чтобы одолеть прогрессирующее сумасшествие, ей понадобится намного больше сил и умения, чем у нее есть.
Яд все еще был в нем, он никуда не делся. И только благодаря вмешательству Линден Томас не взорвал сам себя. Именно она позвала его, когда он стоял уже на краю могилы. И каким-то образом, сквозь пелену безумия и смертного оцепенения, он услышал ее, узнал и доверился безоговорочно. Чего еще желать! Когда Линден становилось не под силу наблюдать за его похожим на летаргию сном, она отправлялась проведать больного Великана.
Его звали Сотканный-Из-Тумана. Выдержка и мужество, с какими он переносил болезнь, не переставали ее восхищать. Хотя, когда она появлялась рядом с ним, вымотанная до предела, с осунувшимся лицом и слезящимися от соленого воздуха глазами, пациент выглядел куда здоровей, чем его врач.
На второй день шторма он уже чувствовал себя настолько хорошо, что Линден решила заняться его сломанными ребрами. С помощью Яростного Шторма и Мечтателя она извлекла осколки из легких и наложила повязку, чтобы ткани могли правильно срастаться. Великан стойко перенес болезненную операцию, не переставая улыбаться и прикладываясь время от времени к фляжке с «глотком алмазов». Когда он наконец заснул, Линден с облегчением услышало, что его дыхание стало ровнее.
Яростный Шторм отреагировала на этот очевидный успех лишь резким кивком, словно от Избранной она ничего другого и не ожидала. Зато Морской Мечтатель поднял Линден в воздух и стиснул в крепких объятиях. И та вдруг с удивлением ощутила, что он завидует ей, что Великан с крепкими, как два дубка, руками в душе раним и незащищен, что он ждет не дождется, когда наступит исцеление — и Страны, и его самого. В его глазах светились обида и надежда.
Полная сострадания, Линден ответила на его объятие со всей душевностью, на какую только ее хватило. А затем заспешила к Ковенанту.
На третьи сутки шторма, глубоким вечером он начал приходить в себя.
Он ослабел настолько, что не мог не только приподнять голову, но и говорить. Казалось, он так слаб, что не осознаёт, где находится, не узнает Линден и не понимает, что с ним приключилось. Но хотя взгляд его был пока рассредоточен, жар спал, и теперь можно было с уверенностью сказать, что яд отступил. Отступил и затаился в ожидании нового рецидива.
Поддерживая больному голову, Линден накормила его с ложечки и напоила тем, что принес Кайл. После этого он снова заснул, но уже сном живого, выздоравливающего человека.
Первый раз за все время Линден решилась вернуться в каюту, чтобы немного вздремнуть. С тех пор как ей привиделся тот кошмар, она не отваживалась лечь там спать. Но сейчас она знала, что мрак рассеялся. По крайней мере, на какое-то время. Она вытянулась в гамаке, расслабилась в первый раз за несколько суток и позволила себе наконец отдохнуть.
В течение следующего дня Ковенант несколько раз просыпался, но по-прежнему не приходил в себя до конца. Он только открывал глаза, пытался приподнять голову и позволял кормить себя. А затем снова погружался в глубокий сон. Но даже если бы Линден и не обладала сверхчувствительностью, то и тогда она не могла бы не заметить, как день ото дня его тело крепнет, как пища и сон постепенно ведут его к выздоровлению. И удовлетворение, которое она ощущала, глядя, как он поправляется, было совершенно особого рода. Она чувствовала, что связь сознаний, возникшая между ними, не разрушена, что двери, открытые в момент смертельной опасности, никогда больше не закроются.
Это рушило все ее взлелеянные с детства мечты о независимости. Ее мировоззрение и жизненные устои трещали по швам: ведь если она позволит себе пойти на поводу чужих мыслей и нужд, что будет с наследством, оставленным ее родителями? Но в то же время ей хотелось больше никогда не расставаться с этим удивительным и таким трудным в общении человеком. И чем больше он выздоравливал, тем сильнее она разрывалась от противоречивых чувств.
На следующее утро Линден накормила Ковенанта завтраком и, когда он снова уснул, решила выйти на палубу. Шторм уже утих, но ветер был еще достаточно сильным, и «Звездная Гемма» резво летела на парусах-крыльях, сиявших ослепительной белизной на фоне яркой лазури неба.
Капитан почтительно поздоровался с Линден и осведомился о здоровье Ковенанта. Она ответила кратко и довольно сухо. Вопрос не был для нее сложен, но она боялась, что если увлечется (а это было так легко), то может невольно выдать себя.
От ясного солнечного света, свежего бриза и танца волн Линден захотелось смеяться, петь от счастья, от полноты жизни. Корабль звенел под ее ногами. И вдруг совершенно неожиданно для себя она почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. «Эти внутренние противоречия скоро сведут меня с ума. Разве я — это я?»
Скользя рассеянным взглядом по палубе, она заметила недалеко от того места, где еще недавно лежал в своем коконе Ковенант, согнувшегося Красавчика. Рядом как обычно стоял Вейн — он никак не отреагировал на то, что щит снят и Ковенанта унесли. Великан не обращал на него ни малейшего внимания и продолжал заниматься не вполне понятным Линден делом. На одном плече он держал большую неотшлифованную глыбу камня, а в руке — каменный котелок. Отчасти из любопытства, а отчасти оттого, что в ней росла потребность поговорить с кем-нибудь по душам, Линден направилась к нему.
— А, Избранная, — рассеянно произнес Великан, не отрывая сосредоточенного взгляда от своей работы. — Пришла посмотреть, чем я тут занимаюсь? — Тут он все же поднял голову и подарил ей светлую улыбку. — Ты, конечно, уже заметила: у нас на «Гемме» лентяев нет и каждый имеет свой круг обязанностей. И конечно же, ты заметила, что до сих пор один я болтался без дела. Красавчик не лазает по вантам и не несет вахту. Он даже не помогает на камбузе. Так почему его еще терпят в такой трудолюбивой компании?
