— Этот человек, без сомненья, заслуживает наихудшей из смерти, — сказал он женщине. — Но у меня нет права ни выносить ему приговор, ни приводить его в исполнение, потому что этот человек — мой отец, пусть даже я и стыжусь родства с ним.
Он увел женщину из замка и взял ее с собой в храм, потому что второе, о чем молила женщина Келесайна — это избавить ее от бремени, ибо она не желала носить ребенка Валларэнса. Но Келесайн отказал ей, и через несколько месяцев женщина родила девочку, которую назвали Талиана. Вскоре после ее рождения мать покинула храм и никогда в нем больше не появлялась, потому что не желала признавать Талиану своим ребенком и заботиться о ней. Таким образом, Келесайн оказался единственным близким родичем девочки и принял на себя заботы по ее воспитанию.
К слову сказать, Валларэнс не прожил долго после его ухода: чернокнижника зарезали его же собственные друзья-разбойники, которыми он безжалостно помыкал все это время: без своего колдовства он был ничтожен, и не вызывал больше страха, но только омерзение. Говорят, он ползал перед ними на коленях, умоляя сохранить ему жизнь, но этим добился только того, что выгадал себе несколько минут жизни: разбойников изрядно развеселило его нытье.
В последующие годы страна пришла к миру и процветанию — Келесайн приложил немало сил, чтобы достичь этого. Он отказался стать настоятелем храма — как уже было говорено, Обладающие Силой не служат никому, кроме себя самих — однако продолжал часто навещать храм и подолгу жил там: ведь это было место, где он вырос, населенное людьми, с которыми он был дружен. Герцоги и короли следовали его советам и добровольно подчинялись его решениям, хотя он не занимал при дворе никакой высокой должности и никого не заставлял подчиняться себе. Но люди той страны, наблюдая творимые им чудеса, повсеместно считали его скорее ангелом, нежели живым человеком. О нем ходила слава, как о великом чудотворце и посланце небес, воплощенном в человеческом теле для того, чтобы привести мир к истине и процветанию. Зло было искоренено, нищета и преступления если не исчезли совсем, то стали так редки, что вызывали скорее удивление, нежели порицание, болезни отступили, нравы смягчились, самоуправство аристократов было ограничено законами. Король, по своему желанию, не мог начинать войну или поднимать налоги, если не находил одобрения этого решения у особого совета, куда входили представители всех сословий — совет же мог без страха отказывать королю в этом, не страшась никакой кары. Было открыто множество школ и университетов. Служителей иных богов, а также еретиков и вольнодумцев, Келесайн запретил как-либо преследовать только лишь за то, что они объявляли себя таковыми. Впрочем, никакие убеждения не слагали с кого бы то ни было ответственности перед законом: ежели чернокнижник приносил кровавую жертву обитателям Преисподней, его судили и подвергали казни не за чернокнижие, но за убийство. Много учеников было у Келесайна, однако всех их он набирал из числа храмовых послушников, прошедших строгий искус, потому что он не желал одарять колдовским могуществом людей, к нему неподготовленных или склонных злоупотреблять полученной властью.
В эту-то эпоху и выросла Талиана, дочь Валларэнса, воспитанная при храме Бога Света. Брата она видела не слишком часто — даже навещая храм, он был постоянно погружен в свои дела; однако, он все-таки находил время, чтобы повидать ее и побыть с ней. Талиана росла, окруженная всеобщей любовью: к ней, сестре полубога, сестре живого пророка и мессии, относились с великим вниманием и почтением. Великая честь была для жрецов заботиться о ее воспитании, и лишь наиболее мудрые из них допускались к тому, чтобы учить ее. Ей ничего не запрещали и никогда не применяли к ней какие-либо наказания: впрочем, и детским капризам ее потакать не стремились. Талиана выросла и превратилась из девочки в девушку редкостной красоты и ума. Однако она ничего не знала об окружающем мире. Жрецы старательно ограждали ее от всякого зла и преуспели в этом: о грязи, о несправедливости и горе она знала только из книг, в избытке имевшихся в храмовой библиотеке. Впрочем, она не выросла бесчувственной или надменной — напротив, не имея той защитной оболочки, которая нарастает со временем вокруг сердца всякого человека, вынужденного жить в мире, где жестокость мешается с состраданием, а благородство — с бесчестием, она была как нежный цветок, выращенный в теплице. Нежная, ранимая, мечтательная, она могла расплакаться над книгой с несчастливой развязкой, или пожалеть крыс и мышей, которых время от времени травили храмовые жрецы: крысы водились в подвалах храма в великом множестве и ежедневно совершали набеги на кладовые; в библиотеке они также погрызли немало книг.
Если так она относилась к крысам, исконным врагам человеческого рода, то что же говорить о людях? Талиана редко покидала храм: люди в окрестных деревушках пугали ее, хотя она никогда и никому не признавалась в этом, даже себе самой. Поселяне казались ей грубыми, циничными, невежественными, их жены и дочери — завистливыми, глупыми, скучными. Однако она всегда приходила в негодование, когда читала в книгах о том, как дворяне помыкали ими и бесцеремонно распоряжались их судьбой и даже жизнью. Право сильного она презирала, слова благородная или высшая кровь, вызывали у нее лишь насмешку. Одного из любимых своих поэтов, писавшего возвышенные стихи о Подвиге и рыцарской Чести, она яростно возненавидела вскоре после того, как узнала, что он, будучи владельцем значительных территорий, как-то в один день приказал повесить два десятка крестьян, промышлявших в его лесах браконьерством.
Так, проводя больше времени в библиотеке, чем на свежем воздухе, как-то раз она наткнулась в одном из нижних книгохранилищ на книги, составленные еретиками и вероотступниками — к сиим произведениям в храме допускались лишь немногие даже из числа монахов и подвижников, потому что велик был яд, содержащийся в этих книгах. Но сестре Келесайна никто не посмел чинить препятствия. Однако чистота души не спасла ее от книжного яда, потому что ересь, содержащуюся в тех фолиантах, она принимала за истину, а красивая ложь нравилась ей больше, чем скучная правда. Так она ознакомилась с сочинениями чернокнижников о начале мира: по их писаниям выходило, что мир был сотворен теми, кого впоследствии обитатели небес заточили в преисподнюю, и заперли там, потому что единолично желали обладать всей властью над Сущим. Сказания о благородных служителях Света изрядно к тому времени успели наскучить Талиане и теперь новые герои похищали ее сердце и заполняли воображение — их одежды всегда были черны, а лица исполнены печали. Их облагораживала тень неизбежного поражения — ведь тот, кто погибает без надежды и без цели, но сохраняет гордость и не испытывает страха, невольно вызывает к себе сочувствие и уважение. Победителей же она возненавидела. Так ее мир перевернулся — тьма стала светом, а свет тьмой. Прочие хроники былых событий, хранившиеся в других частях библиотеки, она теперь называла «книгами победителей» и, читая их, мысленно подвергала строгой цензуре: ведь победители неизбежно приукрашивают собственные деяния, а на побежденных врагов своих нещадно клевещут.
