– «Поссорились, что ли?» – понимающе спросила меня в свой черед более проницательная Бабуля, отбирая у меня банку с джемом, которую я уже успела ополовинить, находясь в самых расстроенных чувствах – «Ну, полно тебе малиной-то горе заедать, как медведь. Сходила бы ты лучше, погуляла, подруг своих проведала – глядишь, и найдется твой ненаглядный. Письмо, опять же, получишь…».
– «Какое еще письмо?» – вяло заинтересовалась я, с сожалением провожая глазами исчезающую в шкафу банку и делая себе пометку запомнить место ее расположения на случай ночного налета – «Кому еще что-то нужно от опозорившейся пегаски?».
– «Не гунди, а иди на почту!» – усмехаясь, проговорила Бабуля, выпроваживая меня вон, перед уходом, набрасывая мне на шею шерстяной шарф и уже поглядывая на теплую попонку – «Твоя подруга Дэрпи уже два раза залетала, каждый раз отказываясь отдавать мне письмо. Все ждет, когда сможет передать его тебе самолично!»
– «Ждет? Это слишком слабо сказано» – подумала я, отлетая спиной в большую весеннюю лужу, веселыми брызгами разлетевшуюся под моим весом – «Скорее уж, жаждет!».
– «Малинка-а-а-а!» – счастливо взвизгнула серая пегаска, весело обнимая мою распластавшуюся в грязной воде тушку – «Ты вернулась!».
– «Дэрпи» – приподнимаясь, я тепло обняла впившуюся в меня пегаску, вовсю рассматривающую меня своими чудными, косящими в разные стороны глазами – «Я так рада тебя видеть! Ух, ну ты только посмотри, какие у тебя крылья!».
– «Да, я уже полгода как летаю» – счастливо улыбнулась она, забрасывая за спину большую, порядком промокшую почтовую сумку и демонстрируя мне нормальные пегасьи крылья, трепыхающиеся за ее спиной – «Но все равно, с твоими не сравнить!».
– «Зато ты можешь лететь куда хочешь, а еще в воздухе повисать» – резонно заметила я подруге, подхватывая ее под мышки и резким рывком поднимая нас на десяток метров вверх, под аккомпанемент восторженного оханья и тучи брызг, по счастью, не попавших ни на одного из сновавших вокруг пони – «Расскажи, как ты живешь?».
– «Да все хорошо. Как ты и говорила, со мной все в порядке, особенно – после той ночи» – хихикая, ответила она, располагаясь рядом со мной на крыше какого-то фургона, покачнувшегося от нашего с ней приземления и игнорируя не слишком довольный взгляд его хозяйки, стоявшей за прилавком под нами – «Крылья обросли, а еще – вернулся Хувз! Прямо в канун Теплого Очага!».
– «Ох, я так рада за тебя!» – я и вправду обрадовалась, глядя на веселую мордашку серой пегаски – «Думаю, Динки была в восторге?».
– «В полном восторге, Скраппи. Они хорошо поладили и мне кажется, она уже вполне привыкла считать его своим отцом. А еще… Ой, погоди-ка, а ведь у меня для тебя что-то есть!».
Пошебуршившись в сумке, пегаска извлекла из него большой конверт желтого цвета. Плотный, увесистый, украшенный штемпелем почтового отделения Кантерлота и длинной, нечитабельной ротописной надписью, он явно содержал в себе что-то, несомненно весомое, но мне было совсем не до того. Я бы совсем не удивилась, если бы это был длинный, как список грешников, счет за мое «обучение» в Обители, снабженный гневными комментариями принцессы ночи, поэтому я просто засунула его под влажный шарф. Хватит с меня на сегодня плохих новостей.
– «Слушай, Дэрпи, мне понадобится твоя помощь» – убедившись, что полностью завладела вниманием подруги, я взволнованно прошептала ей на ухо – «Мне очень нужно найти одного черного пегаса…».
Вопреки моим опасениям, долго искать не пришлось. По наводке Дэрпи, обнаружившей Графита в ратуше, беседующего о чем-то с мэром городка, я пулей ломанулась туда, едва не сбив на землю не вовремя подвернувшуюся под крыло синюю пегаску, что-то завопившую мне в след.
«Хрен знает, кто это был – не до того сейчас! О Богини, не дайте ему улететь!».
Вломившись в ратушу, я зацепилась ногой за коврик для копыт, и со всего маху проехалась носом до середины круглого зала, оставляя за собой грязные следы. Набившиеся в зал пони, по случаю надвигающейся Зимней Уборки украшавшие его нарядными полотнищами и флагами, удивленно посмотрели на мою распластанную на полу фигурку, явно недоумевая, как это я умудрилась так вывозиться. Поднявшись, я похромала в сторону Мэра, стараясь не обращать внимания на косые взгляды и осуждающие вздохи, сопровождавшие мое движение по чистому паркету. Правда, от покрывавшей меня подсыхающей корочкой грязи был один несомненный плюс – осаждавшие, как и всегда, Мэра пони быстро расступились при виде моей грязной фигурки, избавляя меня от необходимости толкаться в этой толпе.
– «Могу ли я вам чем-либо… А, это вы, Скраппи Раг. Вы наконец-то нашли время для того, чтобы наведаться к нам и вновь, уже совершенно официально, пополнить число жителей Понивилля?».
– «Э-э-э… Да, конечно, уважаемая Мэр. Едва я только открыла глаза, как сразу же подумала о том, как давно я не пополняла чье-нибудь число» – я шмыгнула носом и даже шаркнула копытом, пытаясь продемонстрировать хорошие манеры, однако грязный след, оставшийся на чистом паркете, кажется, произвел несколько другое впечатление – «А когда я узнала, что тут находится и мой… э-э-э… близкий друг, то я, не мешкая, поспешила к вам. Вот, даже в лужу упала, лишь бы быстрее добраться до вас».
– «Ну что ж, я вижу. Подобное рвение достойно всяческих похвал» – я напряглась, уловив в голосе Мэра непонятную мне насмешку и тщательно скрываемое пренебрежение – «Наверное, вы хотели меня спросить, где же сейчас ваш «друг»?».
– «Вы правы, я была бы рада это узнать» – проговорила я, чувствуя, как мои зубы сжимаются от нетерпения, и в душе проклиная эту издевательскую куртуазность седой кобылы – «Если бы вас не затруднило это мне рассказать…».
– «Конечно-конечно. Это и не удивительно, что вы его ищете – такой спокойный, воспитанный пегас достоин того, чтобы за ним бегали всякие кобылки… И он достоин только лучшего».
Не знаю, был ли этот удар рассчитан, но цели он, несомненно, достиг. Улыбка сползла с моей мордочки как обожженная кожа. Поведя глазами по сторонам, я увидела, что пони, до этого занятые своими делами, прислушиваются к нашему разговору. И хотя лишь на нескольких, преимущественно кобыльих, мордах, я видела скрываемое пренебрежение или открытое неодобрение, моя голова повисла едва ли не до пола. Она была права.
«Кто я такая? Бросила любимого, упорхнув куда-то на целый год, заставила его поддерживать своих престарелых родителей, а потом заявилась, грязная, голодная, с ассортиментом ран и вшей, веду себя как полная идиотка, а после этого еще на что-то надеюсь? К черту! К черту все!»
