— Проснулась? — улыбнулся.
— Да, минуты три назад. Подслушивала твои мысли.
— Это не мысли это так, — Виктор махнул рукой и отложил гитару, — Обед остыл тебя ждать, между прочим.
— Мог бы и рабудить, — пожала плечами я.
— Я мог. Веришь? Я три раза приходил тебя будить, но неизменно попадал под обаяние спящей женщины и уходил, чтобы не святотатствовать и не будить тебя.
Виктор чмокнул меня в кончик носа. Виктор ужинал, я завтракала делали мы это всегда молча, так получалось. В конце концов, я собралась не смотря на то, что волосы не хотели кладываться, а одежда отыскиваться в шкафу (кое-какие тряпочки я перевезла к Виктору).
— Какая ты сегодня особенно красивая, — умилился Виктор, когда мы вышли и дома.
— Я старалась.
— Доктору будет приятно, что ради него ты принарядилась, — поддел Виктор.
— Доктор тут ни при чем. Может, я хочу, чтобы рядом с тобой была сама красивая девушка во вселенной?
— Резонно, — Виктор обнял меня крепче и довольно улыбнулся.
Доктор находился в странном непривычном для меня состоянии покоя. Он был умиротворен и складывал журавликов и бумажек.
— Моторику развиваете? — спросила я с порога.
— Развиваю, — кивнул ван Чех, — хоть что-то можно делать, а то я схожу с ума от безделья. Быстрее бы прошли уже эти головокружения. Я не могу встать с кровать, чтобы не закружилась голова. Хотя, еще вчера я вообще встать не мог, — жаловался он с каприным видом.
— Вам надо быстрее на работу, а то вы своими капризами всех затретируете, — сказал Виктор, садясь.
— И я тебя тоже приветствую, Виктор, — отрезал ван Чех. Он старательно изображал угрюмость, на был искренне рад нас видеть, — как дела на воле?
— Солнце, жара, вам повело, что вы в прохладной палате лежите, а не мчитесь по жаре на работу, — говорил Виктор.
— Я жары не замечаю, у меня слишком много других дел. И вообще, зачем обращать внимание на то, чего не можешь именить? — пожал плечами ван Чех.
— Доктор, мне нужен ваш совет, — встряла я.
— Аборт лучше не делать, если беременность первая, — отреал доктор ихитро посмотрел на меня.
Я вспыхнула и, наверное, покраснела как маков цвет, захотелось сделать доктору гадость:
— Вы пытаетесь лить меня, у вас ничего не выйдет.
— Да, ты и так в бешенстве. Такая миленькая, — невинно улыбался ван Чех.
Виктор хихикал, как школьник, я метнула в него яростный вгляд, но он не возымел эффекта. Поняв, что меня все предали, я расстроилась.
— Ну, прости, дитя мое, — не очень-то раскаялся ван Чех.
— Вы — гадкий доктор, — фыркнула я.
— Я — чудовище, — радостно сверкнул глазами ван Чех.
— И тем не менее я закончу, вы не даете мне говорить, а я закончу.
— Внимаю тебе, — изображал джина из лампы доктор.
— Я вчера была в пограничье, снова. При чем ноутбук я Серцету не давала. А роман продолжился, то ли сам, то ли нет. Но героя, которого хотят убить… Этот герой вы. И мне кажется, что он хочет вас убить.
— Что же я такой популярный, — сокрушался ван Чех, — есть хотя бы в этой палате кто-то, кто никогда не хотел меня убить?!
— Я не хотел вас убивать, — подал голос Виктор.
— И не пытался, — доавил хитро доктор.
— Только покалечить, — смеясь, ответил Виктор.
— Тогда получается, что нет таких. Все вам членовредительствуют, — сделала вывод я.
— Какой я несчастный! — веселился ван Чех, — И что нам теперь со всем этим делать?
— Я, честно говоря, не знаю, потому что это место живет по ззаконам Серцета. Я попробовала не вмешиваться в происходящее, герои там, как куклы, действуют по программе, по писаному.
— Но ты можешь влиять на действия своей героини?
— Это дорогого мне стоит. Очень трудно, аставить ее говорить то, что мне нужно почти невозможно.
— А кто еще там учавствует? — уточнил доктор.
— Виктор, я, кто-то из сестер дер Готер, больше накомых лиц я не наблюдала.
Ван Чех задумчиво кусал губы.
— Картина где?
— В ординаторской стоит, — сказал Виктор.
— Это хорошо, — задумчиво мямлил ван Чех, — тогда мы после темноты встретимся с вами. Брижит, ты сможешь не спать до темноты?
— Смогу, конечно.
— Учитывая, как ты вырубаешься на ровном месте, — поднял соболиную бровь доктор, — Виктор, проследишь?
Он кивнул.
— Что вы задумали?
— Аферу, — хищно улыбнулся доктор, — Но мне бы очень пригодились записи Пенелопы. Когда она посетила меня в обмороке, как это бывает и во снах с участием умерших, она дала ответ на вопрос, который глодал меня с момента твоего расскаа о первом сне.
Она сказала, что если у нас снова воникнут проблемы с пограничьем, то надо будет просто почитать ее записи. Они у меня в кабинете хранятся, найдете без труда, почитайте. Там и про сновидцев должно быть, я давно читал, не помню ничего. А пока я настоятельно бы рекомндовал пойти к Серцету и отдать ему ноутбук. Поговорить с Аглаей и выяснить, что случилось с картиной. Поговорить с Британией и выяснить, что у нее там с сестрой все-таки происходит и навестить Маус. Мне жалко бедняжку, пошла на поправку, а я сам заболел.
Ты все поняла, Брижит?
— Да. Семь розовых кустов не надо сажать?
— Нет, не надо. Но я с удовольствием покушал бы гречневой каши и горохового пюре, но к несчастью гречка смешалась с горохом, — хитро, глядя на меня сказал ван Чех, дескать попала, ты, девочка, сама виновата, — И почему ты все еще сидишь? Время почти шесть, не так долго до темноты.
— Еще четыре часа, как минимум.
— А ты с одной Аглаей будешь только полтора часа общаться пантомимой, — кивнул мне на дверь доктор, — и вынеси этих журавликов, бесят, невозможно.
Мы с Виктором быстро покидали журавликов в пакет и вышли.
— Может, ты посидишь с серцетом, пока я буду бегать по больным? — спросила я Виктора.
— Посижу, — пожал плечами он.
Мы метнулись в Серцету. Он встретил нас, как родных. Я заметила, что выглядит он цветуще, а на столе лежат исписанные ручкой листки.
— Вы стали писать на бумаге?
— Да, Porta itineru longissima. Труден лишь первый шаг.
— Поздравляю вас, — я попробовала мило улыбнуться и сдержаться, чтобы не придушить этого монстра. — А мы принесли вам ноутбук.
— В нем уже нет нужды, — улыбался Серцет, — скажите, как там доктор?
— Доктор жив и почти что здоров, он жаждет, чтобы вы продолжали работать на романом, — сладкоголосо пела я, и где раньше скрывался мой артистический талант.
— Тогда я прямо сейчас сяду за работу, — просиял дер Гертхе.
— Только не доводите себя до истощения, — мило улыбнувшись, сказала я.
