Павек не знал ни одного заклинания, которое производило описанный Джозой эффект, но он не имел оснований не верить ей. Архивы существовали еще и потому, что магия была развивающимся искусством. Экриссар, Мастер Пути и некромант, мог придумать новое заклинание. Или этот эльфлинг-алхимик пропитать ногти своего хозяина какой-нибудь ужасной дрянью.
— А за городскими стенами? Я должен найти целителя. Ты имеешь ордер на практику за стенами города? Или есть кто-нибудь в деревне, кого ты можешь порекомендовать мне?
— Это Джоза и только Джоза. — Старуха схватила правую руку Павека и впилась взглядом в его ладонь. — Ты не можешь покинуть город, — сказала она пророческим тоном. — Ты отмечен, как и Джоза. Ты будешь бороться с твоими врагами один на один.
Она умело согнула его запястье, направив значительно большего, чем она сама, человека прямо к дыре в стене, которая служила дверью.
— Мне нужна помощь, — отчаянно и безнадежно запротестовал Павек.
— Купи Дыхание Рала, твои враги не стали заходить к аптекарям. Сделай из нее пасту и намажь на рану.
Этот совет просто вывел Павека из себя, он чуть не взорвался. — Дыхание Рала бесполезно, — проорал он, но заклинание еще висело в воздухе и хотя он и подумал о Лаге, но слово не смогло выйти из его губ.
— Принеси свою монету аптекарю Неккинроду. У него есть старые запасы; они сработают. Попроси кузнеца, он покажет тебе дорогу. Скажи ему, что старая Джоза умная и мудрая.
Она отпустила руку Павека и тот вывалился обратно на свет. Дварф-кузнец посмотрел на него волком, когда он спросил дорогу к Неккинроду, но все-таки объяснил путь, когда он упомянул имя Джозы. Павеку пришлось пробираться через сердце эльфийского рынка, по улицам, на которых, казалось, была грязь и пыль столетий, по которым темплары никогда не ходили одни, пока наконец он не оказался напротив лавки аптекаря. Неккинрод оказался по меньшей мере также стар, как и Джоза, и от него сильно пахло дешевым рисовым вином. Он взял серебряную монету Павека в обмен на пакет Дыхание Рала, покрытый толстым слоем пыли.
Вторая в день неожиданная благотворительность: Неккинрод предложил воду из своей собственной цистерны для приготовленоя мази, и, представив себе, что он в такой же безопасности в сердце эльфийского квартала, как в любом другом месте, Павек принял воду.
Он попробовал языком несколько крошек желтого порошка. Они были невобразимо горькие и немедленно заморозили его язык. Как и ожидалось, пока он мазал локоть порошком, боль чуть не свела его с ума, но зато сустав немедленно одеревянел и потерял чувствительность.
— Это действует! Я уверен, все будет в порядке! — он вздохнул и позволил себе капельку надежды.
— Одного недостаточно. Совершенно недостаточно. Нужно еще четыре, — неожиданно уверенно сказал старый пьяный эльф, поднимая в верх четыре пальца.
Сердце Павека упало. На то, что осталось в кошельке Сасела, даже если добавить четыре монеты курьера, он не мог купить даже еще один пакет. — Как насчет кредита? Я заплачу, когда снова смогу работать.
Старый эльф только насмешливо улыбнулся, потом качаясь и пошатываясь направился к себе на склад. Навес лавки внезапно упал вниз, открыв грязно-красное небо. Павек внезапно осознал, что он провел на эльфийском рынке целый день, между Джозой и Неккинродом. Скоро зазвенит дворцовый колокол, сигнализируя, что пришло время закрывать ворота. А он еще не ел с утра, и весь Урик лежит между ним и кварталом трущоб, где его силуэт в лунном свете больше не пугает никого.
— Если я приду завтра с серебром, у тебя будут четыре пакета Дыхание Рала? Старые пакеты, такое как тот, который я только что купил.
Неккинрод громко закашлялся, держась руками за грудь. — Четыре раза по четыре, и все были уже стары, когда ты родился, — сказал он, прежде чем разразиться очередной порцией смеха.
Павек не стал ждать более точного ответа. Прежде чем уйти с эльфийского рынка, он купил ломоть хлеба. Это был хлеб рабов: больше песка, чем зерен, и песок хрустел у него на зубах, пока он жевал его. Ничего удивительного, что рабы остаются без зубов уже к тридцати годам — если, конечно, живут так долго.
Если он проживет так долго.
Его локоть кололи маленькие колючки, пока Дыхание Рала вытягивало яд из его крови. Это было только начало, не пока еще не полное исцеление, и припарки сделают только хуже, если он не достанет где-то четыре серебряных монеты. Достанет.
Павек печально потряс головой. Не было никакой возможности достать четыре серебряных монеты; он мог только украсть их, однорукий и охваченный лихорадкой. Его шансы были равны нулю, а то и меньше, но тем не менее он смешался с толпой, текущей к воротам города, надеясь наткнуться на беззаботного фермера, возвращающегося домой после удачного рыночного дня.
Но скорее мекилоты начнут летать, прежде чем беззаботные и преуспевающие люди появятся на улицах Урика. Он дошел до южных ворот таким же бедным, каким был на эльфийском рынке.
По меньшей мере инспекторы и регуляторы у ворот не узнали его.
На сторожке у ворот было объявление, написанное большими красными буквами. Там было написано его имя вместе с общим описанием его внешности, а также обещана награда в двадцать — а не десять — золотых монет тому темплару, который приведет его в Главное Бюро. Экриссар каким-то образом сумел узнать, что он жив, и очень хочет пообщаться с ним, и наверняка очень болезненным способом.
Глядя на то, как инспекторы проверяют каждого высокого, черноволосого мужчину, пытающегося уехать из города, он осознал, что старая Джоза права: он не в состоянии сбежать из Урика.
Впрочем, он был почти рад этому. Не считая нескольких мелких поручений в рыночные деревни в те времена, когда он был еще курьером, он никогда не был вне города и совершенно не умел путешествовать. Когда он думал о друидах, к которым он надеялся присоединиться, Павек представлял себе, что они живут в чем-то вроде таможни. Он просто не мог представить себе, как это можно жить в месте, где нет стен.
Но такой тщательный осмотр означает, что у ворот ему ждать нечего, кроме неприятностей. Он повернулся и отправился в артистический квартал.
* * *
Благоразумные граждане жили очень осмотрительно и осторожно над своими лавками, и никогда не оставляли ни маленьшей возможности для самого отчаянного вора, но далеко не все граждане были благоразумны.
Павек знал несколько низкопробных таверн, чьи клиенты, уходя домой, имели, как он надеялся, несколько монет в своих кошельках.
Но очень мало. Если и были мужчины и женщины, которые гуляли по улицам Урика после полуночи с четырьмя серебряными монетами в кошельке, то они жили в лучших кварталах города, которые были защищены стражниками и магией. А здесь, прикинул Павек, ему придется совершить не меньше дюжины преступлений до восхода солнца только для того, чтобы набрать деньги на одну дозу Дыхания Рала.
