— Я человек, а не тварь.
— Ты тварь, ты пыль, которую я стряхиваю одним движением… И вот сейчас я принимаю решение, которое могу принять только я, абсолютный властелин… А ты повлиять не сможешь.
Он почти улыбнулся, видя бессильную ярость на лице этого существа, именуемого человеком. Этот человек, не самый слабый из людей, побагровел, напрягся, пытаясь разорвать цепи. Но подземные кузнецы сковали их не только тяжелыми, но и неразрушимыми.
— Врешь, — прохрипел Добрыня. — Я хозяин своей судьбы!
Правитель мгновение смотрел с величайшей бесстрастностью. Внезапно подобие ухмылки появилось на бледных губах.
— Более того, ты это узришь…
Добрыню схватили за плечи, за руки, попытались поставить на колени. Он напряг все тело, в уши лезло хриплое дыхание, там сопели, кряхтели, били в спину, но он продолжал стоять, а в глаза правителю смотрел с высочайшим презрением.
— Я хозяин, — сказал он с вызовом. — И ты надо мною не властен!
Правитель вскинул ладонь, в зале, и без того почти мертвом, настала такая тишина, что падение волоса прозвучало бы как падение бревна.
— Так уничтожить ли, — сказал правитель размеренно, — или же сохранить тебе жизнь… Все в моей воле! Все… гм… Я сделаю больше. Я, который мог бы одним мановением пальца уничтожить тебя, тем же мановением пальца дарую тебе жизнь. Дарую! Отныне ты будешь жить, зная, что живешь только благодаря моей прихоти!.. Я, великий и могучий, мог двинуть пальцем налево, мог направо… Ты мог исчезнуть, но будешь жить, ибо я так изволил…
Один из рудокопов подбежал короткими шажками, торопливо налил в кубок вина из узкогорлого кувшина, тут же убежал, пятясь, как речной рак.
Добрыня почувствовал, как стражи возятся с его цепями. Железо с грохотом упало на землю. Еще не веря себе, но все с той же бурей в груди и с неистовым гневом в сердце он потер запястья, сжал и разжал онемевшие пальцы.
Правитель кивнул небрежно:
— Уведите это существо, которое отныне будет жить благодаря моему желанию.
Добрыня зарычал и, прежде чем его схватили и оттащили, подхватил со стола золотой кубок, с силой выплеснул вино в лицо правителю. Струя заставила владыку гор отшатнуться с такой силой, что он ударился затылком в спинку трона. Мокрое лицо стало страшным, красные брызги стекали как капли крови и срывались на потемневшую мокрую ткань.
Сильные руки оттащили Добрыню на середину зала. Правитель выпрямился во весь немалый для подземного рудокопа рост. Рука с вытянутым пальцем поднялась, рот уже раскрылся для крика… но внезапно правитель застыл, всматриваясь в дрожащего от ярости человека.
Лицо человека дергалось, точно так же задергалось и дотоле бесстрастное лицо властелина горных подземелий. В уголке губ показалась пена.
— Ты… тварь… решил доказать, что захотел умереть… и умрешь по своей воле?.. А если я не убью тебя тут же, то опять же ты будешь жить по своей воле?.. Так?.. Отвечай, тварь!!!
Добрыня тяжело дышал, напрягал мышцы, пытаясь освободиться из рук местных богатырей. В голове клокотала красная ярость, путала мысли. Он видел только ненавистное горло, в которое надо успеть вцепиться в прыжке…
Правитель захрипел, ухватился за горло. Вельможи обеспокоенно подбежали к трону. Властитель всмотрелся в схваченного богатыря, на бледном лице дрогнули и поднялись брови.
— А, так ты сам хочешь умереть?.. Я не знаю причину твоего страстного желания… но, наверное, оно неспроста…
Добрыня дернулся, протащил на себе эту гору пыхтящих тел, но через пару шагов уперся грудью в выставленные острия длинных копий.
Один из вельмож сказал суетливо:
— Ваше могущество, его надо казнить прямо сейчас! Он настолько дерзок…
Правитель сказал резко, глаза его не отрывались от взбешенного Добрыни:
— Умолкни, дурак!.. Не видишь, он сам этого добивается!
Добрыня злобно дернулся, попер грудью на копья. Кольнуло, острое железо просунуло жало между пластинами доспеха и погрузилось в мясо. Донесся гневный окрик властителя. Острия исчезли, оставив три ранки, кровь побежала струйками в мизинец толщиной. Он попер на властителя, держа его бешеным взглядом. Стражи быстро перевернули копья и уперлись ему в грудь тупыми концами.
Властитель злобно захохотал:
— Я разгадал тебя!.. Да, ты будешь жить по своей воле, все верно. Но ты не захочешь жить!!!
Добрыня рычал, расшвыривал, упал и покатился, с наслаждением слыша, как трещат кости врагов. Под ним вопили, орали, а когда он с усилием поднялся на ноги, все еще с кучей народу на плечах и спине, по полу катались раздавленные и покалеченные.
Его дотащили до знакомой ямы. Сзади ударили в затылок, в глазах потемнело. Он ощутил, что падает оземь. Затем его трясло, качало, а когда перед глазами рассеялся туман, прямо перед носом толстый рыжий муравей перетаскивал с одной травинки на другую дохлого комара. Попробовал пошевелиться, но избитое тело отозвалось острой болью.
Когда он, цепляясь за стену, дотащился до знакомого подъема, увидел вдали сгорбленную фигурку. Леся сидела на камне нахохлившись, жалобная и печальная, словно брошенный под дождь щенок. Жалость шевельнулась в сердце, но стиснул железной рукой. Жить ему осталось день или два, пусть же для молодой вдовы не останется ни в сердце, ни в памяти.
Он остановился, расправил плечи, выдвинул челюсть. Кости затрещали, когда как можно благороднее выпрямил плечи. И так вышел, спокойный и надменный, полный силы и осознания этой силы.
Кони дружно обрывали молодые листья с сочного орешника. Тонкие веточки хрустели на крепких зубах. Леся вздрогнула, когда ей под ноги упала широкая темная тень. В ее глазах мелькнул ужас, но, увидев, кто подошел, с шумом выдохнула:
— Уф, как я напужалась… Ну, что там?
Он покачал головой:
— Ничего.
Конь растопырил ноги, но Добрыня не прыгнул в седло, а как бы в глубокой задумчивости замедленно поставил ногу в стремя, взялся за луку, оттолкнулся от земли, как и делают старые, углубленные в свои искания мудрецы.
Леся торопливо забралась на спину своего коника. Добрыня повернул умного зверя, не касаясь повода, пустил вперед рысью, потом перевел в галоп. Ветер засвистел в ушах. В самом деле, подумал он хмуро, ничего серьезного.
Красиво и быстро умереть не удалось.
Владимир спал мало, нужно было, помимо восстановления городской стены и сгоревших теремов, заново построить порушенные укрепления на подходах к городу. Только через три дня вспомнил о пленниках, спросил раздраженно:
— Что там с этими… завоевателями?
